— Где? — сквозь стиснутые зубы спрашиваю я.
— Ее держат в одной из камер.
— Саша, пожалуйста, — умоляю я, стараясь поймать его взгляд. Мне хочется помочь Анне, но я должна быть уверенной, что Рафаэль сделает так, как я сказала, и пойдет на сделку ради ее освобождения. — Мне нужна твоя помощь.
— Я не смогу тебе помочь, — отвечает он севшим голосом. Выражение лица непреклонно, но в его глазах я читаю боль.
— Ребенок, — тихо произношу я. — Ты должен вытащить его отсюда. Вытащить и передать Неро.
Саша склоняет голову и упирается руками в край кровати. Я стискиваю зубы от боли, которую мне дарит очередная схватка.
— Выбрось это из головы.
— Саша…
— Нет! — он ударяет ладонями по кровати, свирепо глядя на меня. — Прекрати, Уна! Это ты не выполнила свой долг. Не надо было работать вместе с Неро Верди, не говоря уже о том, чтобы спать с ним. В том, что с тобой происходит, виновата ты сама, — его светлые брови сходятся на переносице.
Я с трудом сдерживаю слезы. Он был моей последней надеждой. Моей единственной надеждой. Кажется, для меня все потеряно. Сестра под замком. Из ребенка сделают солдата. Брат меня ненавидит. И Неро… Я принесла его в жертву, надеясь, что Саша сделает это для меня. Неро всегда говорил, что Николаю не удалось сломить мой дух, но сейчас, когда тело мое освобождается от ребенка, я понимаю, что скоро стану еще более одинокой, чем была когда-то.
Разве лучше любить и потерять, чем вообще никогда не любить? Думаю, было бы лучше, если бы я никогда не встречалась с Неро, никогда не находила Анну, потому что душевная боль намного сильнее физической.
— Понятно, — я отвожу от него взгляд и пристально смотрю в потолок. Саша не уходит, но я не обращаю на него внимания, даже когда в течение нескольких следующих часов боль стократно усиливается. Когда же она становится совсем нестерпимой, дверь открывается. Входит мужчина в белом халате, и с ним две женщины в медицинских костюмах. Следом появляется Николай и медленно направляется в мою сторону. Отвязав лодыжки, они сгибают мои ноги в коленях и раздвигают их. Мне слишком больно, чтобы обращать внимание на то, что они делают и с какой целью таращатся мне между ног.
Николай гладит меня по волосам, на его губах играет легкая улыбка.
— Знаешь, говорят, что роды – это самая сильная боль, которую только может испытать человек.
Очередная схватка, и я бьюсь в конвульсиях, пытаясь вырваться из ремней и борясь с желанием закричать.
— Помнишь, чему я тебя учил, голубка?
Я не отвечаю.
— Я учил тебя, что боль только в твоей голове. Поэтому обезболивающих не будет, — он гладит меня по щеке и нежно целует в лоб. — Ты подаришь миру этого ребенка, и пусть он поможет тебе вспомнить о том, что ты – Уна Иванова. Ребенка у тебя заберут, а вместе с ним и эту болезнь – слабость, которой ты позволила себе заразиться. Боль станет для тебя наказанием и очищением.