— Так, говоришь, этот твой вымышленный кот настолько полезен, что его стоило выдумать? — с деланным безразличием спросил Закорючка, чтобы отвлечься от мыслей о еде.
Р.Б. стерпел «вымышленного» и, дабы не показать, что обижен, ответил не сразу — сперва перевернул камешек и старательно исследовал под ним землю. Потом он заговорил.
— На самом деле, — начал он, — на самом деле кот нужен тебе самому. И не только тебе. Кому угодно. Чтобы не лгать, не позориться. Нужен… ну, я не знаю, такой Внутренний Кот. Метафорический. Который следил бы за тобой и, если что, грозил бы: ай-яй-яй, так делать нельзя… Изнутри, понимаешь? Чтобы ты его немного боялся, немного уважал, немного… — Р.Б. замешкался.
Закорючка хихикнул.
— Как же, как же, — сказал он. — Понимаю. Ты бы это сказал лет этак сто назад. Когда каждую неделю… ну, помнишь — что?
Р.Б. поджал губы. Для мыши это было непросто сделать.
— Каждую неделю, — неумолимо продолжал Закорючка, — выбирали жертву. И выгоняли сюда, наверх. Чтобы кот был к нам милостив. И больше жертву никто никогда не видел…
— То были Темные Времена, — вставил Р.Б. уязвленно.
— …И у жертвы тоже, наверное, был свой Метафорический Внутренний Кот, — говорил безжалостный Закорючка. — Интересно, где был этот самый Внутренний Кот в тот момент, когда жертву съедал кот наружный?
— Ага! — торжествующе воскликнул Р.Б. — Значит, веришь, что кот существует?
— Существовал, — поправил Закорючка. — Раньше. Когда мы были проще и наивнее.
— А теперь что?
— А теперь кот мертв, — просто сказал Закорючка.
— Тьфу на тебя, — в сердцах сказал Р.Б. — Хулитель. Не буду я с больше тобой на эти темы спорить. «Так говорил Закорючка». Тьфу.
— А и не спорь, — парировал Закорючка.
— И не буду, — подтвердил Р.Б. Когда-то, до благословенной эпохи консервов, на складе хранилась макулатура — совершенно никчемная с гастрономической точки зрения вещь. Мышиный народ ценил бумагу только как материал для утепления гнезд. Закорючка, однако, любил шастать между стопками подшивок и часами мог разбирать подплывшие от сырости типографские символы, прежде чем вонзить зубы в желтую, отдающую пылью газету. Это у него называлось 'грызть гранит науки'. Ничего он, разумеется, в напечатанном не понимал, однако гонору с тех пор у него прибавилось сверх меры.
Вдруг Закорючка резко затормозил. Р.Б., который по инерции пробежал немного вперед, вернулся к нему.
— Ну что опять? — спросил он сердито.
Закорючка, закрыв глаза, изо всех сил дергал носом.
— Запах, — сказал он. — Чую запах.
— Какой еще… — раздраженно начал Р.Б., но в этот момент и он почуял запах. Тогда Р.Б. тоже зажмурился и некоторое время принюхивался, а, когда открыл глаза, сказал: