Состав постепенно меняется, одни уходили, другие приходили. Ушел и его сослуживец, а Шульгин остался. Здесь он нашел отдушину от превратностей своей не самой почетной службы. Что его держало? Само собой бойцовская подготовка, а еще атмосфера. Отчужденность вскоре сменилось ровным отношением, а чуть позже уважением. Нет, кое-кто, конечно, еще продолжал коситься, но самые уважаемые борцы были на стороне офицера.
В те же сроки изменился и состав. Незаметно ушли недалекие парни с московских окраин и дворовая шпана. Им на смену пришли такие же молодые рабочие, но их взгляд! У всех осмысленный, внимательный. Странно, никого не гнали, но чернь ушла, а назвать таковой новичков язык не поворачивался.
Незаметно испарился жеребячий восторг по поводу и без, столь характерный для людей «из народа». Да что там из народа, даже в его гимназии таких жеребцов была добрая половина. Эти же все, как один сосредоточенно-спокойные.
Только познакомившись с тестами Дмитрия Павловича, он понял направленность отбора — тренеру требовались крепкие мужчины, с устойчивой психикой, но зачем? Ответа не было, как не было ответа и на вопрос, куда делся отсев, ведь среди них были вполне приличные борцы.
Время в дороге летит незаметно. Вот уже и предместья. Все чаще и чаще мимо проплывают деревушки. Вскоре они сольются воедино, с этого момента начнется городская черта. У этой невидимой линии в сознании исподволь всплыла мелодия, ей вторили стихи, образующие небесную ткань, зовущие к подвигу и врачующие душевные раны.
Кавалергарды, век не долог,
И потому так сладок он.
Поет труба, откинут полог,
И где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос струнный,
Но командир уже в седле…
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
По возвращении из Санкт-Петербурга, Зверев собрал узкий круг, куда вошел и поручик. Обсудив направление усилий после отъезда части тренерского состава, Зверев взял в руки гитару. Латиноамериканские ритмы вскоре сменились русскими песнями, но как же они были необычны!
Стихотворные мелодии сменяли одна другую. Одни совсем простенькие, другие с глубоким философским подтекстом, но все они объединены нездешней ритмикой и непривычным стилем. Собравшиеся слушали затаив дыхание, лишь трое закрыв глаза нашептывали знакомое. Шульгин уже знал, что тренер иногда дает такие концерты, но слышал впервые. Глядя на охватившую всех печаль он вдруг почувствовал с ними единение. И таких он когда-то называл чернью?
С того вечера в памяти сохранились «Кавалергарды» и песня о смоленской дороге.
По смоленской дороге — леса, леса, леса.