Меня забрал катер посольства инопланетных дел, и что удивительно посол Эгвер уже был там, а обычно забирают сначала меня, потом всех остальных. Сейчас же кроме водителя присутствовал только посол.
— Привет, Мег.
Эгвер никогда не называл меня Мегерой.
— Элизабет, — я указала на бейджик, который сейчас как раз надевала. — Добрый день, господин Эгвер.
Улыбнулся, но как-то невесело. И вообще посол выглядел бледно, а его одутловатое лицо и вовсе натолкнуло на безрадостные мысли.
— Не люблю тареймцев, — признался он. — Наглые, заносчивые, похлеще танаргцев.
Понимающе улыбнулась.
— Ты с камерой?
— Естественно.
— Мне запретили.
А вот это уже странно.
— Хрен его знает, зачем заявились, — продолжил посол. — Ты — дура.
— Понял.
— Полная.
— Понял, не дурак, — ответила я.
Заулыбался. Потом неожиданно признался:
— С тобой мне как-то спокойнее.
По прибытию в космопорт прошли служебным проходом к уже ожидающему кораблю. Взлетели мгновенно, вышли на орбиту, некоторое время ожидали подлета тареймского корабля, а едва стыковка завершилась, отправились поприветствовать «дорогих гостей».
Нac встречал вооруженный взвод, солдат в сорок, и двое офицеров, которые ни слова не произнесли, едва мы вошли. Даже не поклонились.
— Переводчик не был оговорен, — стоило нам приблизиться, произнес один из офицеров.
Посол не растерялся и представил:
— Элизабет, помимо прочего, мой секретарь.
Офицеры переглянулись, и тот, что помладше шагнул к Эгверу. В следующее мгновение посла впервые за всю его карьеру обыскали. Тщательно. После офицер шагнул ко мне. И Эгвер не выдержал:
— Досмотр моего секретаря должна производить женщина.
Старший офицер усмехнулся и нагло ответил:
— Это военный корабль, господин Эгвер, военнослужащих женского пола у нас нет. Но если вы настаиваете на привилегиях для вашего секретаря, я сам проведу досмотр.
И наглый тареймец подошел ко мне.
— Камеру, — услышала я сходу.
Безропотно сняла брошь, протянула.
И услышала:
— Теперь действующую.
Изобразила полное непонимание.
Офицер хмыкнул, протянул руку и последовательно расстегнув три верхние пуговицы, сорвал с блузки четвертую. С камерой, да.
Изобразила испуг и смятение, а хотелось врезать придурку.
— Снимите пиджак, — прозвучало как приказ.
Молча передала послу папку, и подчинилась.
— Бронежилет, — последовало далее.
Изображать дуру становилось все сложнее. Но сняла, передала.
— Пиджак можете надеть, — оказали мне величайшую милость.
— Благодарю, — на тареймском произнесла я, и, надев, застегнула на все пуговицы. Жаль последняя находилась на уровне груди.
Удовлетворенно кивнув, офицер произнес: