— Мне жаль, Даниил, но ты никогда не сможешь играть в футбол.
— Что? — спрашиваю, удивленно уставившись на врача. Если бы она стояла ближе, а у меня оказалось побольше силёнок, то я бы схватил ее за шкирку и попросил рассказать в подробностях. Силой. Чтобы не смела врать или оправдываться.
— У вас осколочный перелом голеностопа и голени. Вам придется пройти длительное восстановление и забыть о спорте. Вы можете поддерживать форму, ходить в спортзал, когда восстановитесь, но о футболе можете забыть.
Слова доктора больше похожи на приговор. Последняя надежда, за которую я держался, сгорает в адском пламени, тонет в Мертвом море.
Я мечтал о футболе с самого детства. Ходил во все секции, куда меня водила мама, был лучшим в команде. Я хотел стать тем, кем являлся до травмы, всю жизнь стремился к этому, а сейчас лишился в один миг.
Девушка бросила, от футбола я вынужден отказаться. Класс. Еще родители черт знает где. Наверное, отец сейчас зайдет и тут же начнёт говорить о том, что мне нужно возглавить компанию. Он не скажет ничего о травме, наймёт лучших врачей, если ещё этого не сделал, поставит на ноги и введёт в курс дела уже на следующей неделе, когда я перестану чувствовать себя овощем.
Он не станет сочувствовать мне, как мама…
— Мы введем обезболивающее, вам станет легче. Если появится сонливость — не пугайтесь. Поправляйтесь.
Не знаю, когда и кто вводит мне лекарство, но боль так и не проходит. Она связана отнюдь не с травмой, как многие могут подумать, а с эмоциональным состоянием. Хотя мне кажется, что они срослись воедино, когда врач поставила диагноз, вынесла приговор, который я буду переживать всю оставшуюся жизнь.
Двадцать пять лет я стремился к успеху, а потерял все в один день.
— Дан…
Словно издалека до меня доносится аккуратный ангельский голос. Я еще не хочу спать, пытаюсь сфокусироваться на обладательнице голоса, но мне это не нужно: я узнаю его, несмотря на то, что слышу так редко.
Эльза осторожно садится неподалеку на стул, прищуривается. Не хочу спрашивать, что она здесь забыла с сочувствием на лице. Она не смотрит на меня, не смотрит на ногу, обколотую спицами. Зачем тогда пришла? Родители послали? Наверное. Вряд ли она пришла бы по своей воле.
— Как ты себя чувствуешь? — деликатно спрашивает она, подняв прозрачно-небесные глаза на меня.
— Мне сломали голеностоп, поставили крест на карьере футболиста, а девушка уехала на шопинг на целый месяц. Как ты думаешь, как я себя чувствую? — сквозь усталость из моих уст звучит резкость.
Черт возьми, не смотри на меня так испуганно! Я имею полное право злиться на эту чертову несправедливость! Я шел к своей мечте столько лет, а ее оборвали на одном поганом матче! Я не смогу выйти на поле! Никогда! А ты смотришь на меня снисходительно-испуганно, будто кричишь, что я это заслужил, но боишься сказать вслух!