Накануне наступления эпохи европейского Средневековья германцам, последовавшим примеру степных народов и их обычаям, удалось разработать целую религиозно-магическую систему, в центре которой стояло единство «конь-всадник». От Галлии до Испании, повсюду в Средиземноморье это единство было принято и христианским миром. Этот христианский мир оказался готовым включить это единство в свою культуру, сделать собственным достоянием. Значение данного факта не следует игнорировать. Благодаря ему можно глубже уяснить феномен европейской воинской, рыцарской цивилизации уже в самый момент ее зарождения.
Неприязненное перо древнеримского историка Аммиана Марцеллина рисует нам конного варвара в ужасном облике кентавра[5]. При этом Аммиан, просвещенный эллин на римской службе, похоже, даже не подозревал, насколько его наблюдения соответствовали той первобытно-магической картине мира, в которой действительно существовали описанные им «человекокони». Варвары привыкли жить вместе с конем, величать его по имени, беседовать с ним. Они нисколько не удивились бы, ответь им конь вдруг человеческим голосом (как не удивились бы этому и древние, «непросвещенные» греки – ахейцы и данайцы из поэм Гомера – «Илиады» или «Одиссеи»). Столь глубоко укоренилась в жизни варваров традиция считать коня мудрым, почти божественным, священным существом, обладающим даром речи и прорицания. Они были готовы рисковать жизнью ради своего коня. Они были уверены, что в трудный час конь тоже придет им на помощь и выручит их из беды. Они восхищались, как дети, его великолепием, заботятся о его здоровье. Они были уверены, что верный конь не оставит их и после смерти. Одним словом, они действительно были кентаврами – мужами, слившимися со своими конями в единое, неразрывное целое.
Подтверждением этой мысли служат слова, запечатленные в «Аламаннской правде», хотя, надо сказать, аламанны (или алеманны – один из германских племенных союзов, ставший наследником маркоманнов и прародителем современных баварцев и швейцарцев) и не прославились (в отличие от готов), как самые выдающиеся конные воины среди германцев: «Оскорбить коня – это то же, что оскорбить всадника».
Рассмотрим теперь связь, существующую между образами Прометея, Гефеста и шамана. На византийских, русских, сербских, болгарских иконах, где изображена борьба Святого Великомученика и Победоносца Георгия с драконом, мы видим красного коня. Из ноздрей его вылетают сноп огненных искр, клубы дыма. Это огнедышащий конь. Лучше не скажешь о его природе, связанной со стихией огня. Однако некоторые все же считали этого коня порождением воды или подземного царства. Но смеем утверждать, что боевой друг Святого Георгия Победоносца – конь солярный, уранический, борьба его с водными и подземными чудовищами имеет символическое значение. Это схватка животворных сил неба с безликими, слепыми силами хаоса, которые гнездятся под землей. В индоевропейской (как, впрочем, и в тюркомонгольской) мифологии, ассоциация «конь – огонь» предполагает также и другую ассоциацию: «металл – огонь». Подобно славному коню, металлы, в особенности железо, имеют двойное происхождение: небесное, метеоритное, или подземное, хтоническое. Железо падает раскаленной звездой с неба или извлекается из мрачных недр и выплавляется с помощью огня.