Корделл упёр ноги в искристую белую траву и сложил багровые кожистые крылья. Для визита в Белые Земли подходила только эта Форма — Храм Наблюдателей находился высоко в горах.
Он повёл плечами, полностью возвращая себе человеческий облик. Вытянув перед собой руки, наблюдая за тем, как расходятся жёсткие пластины, высвобождая запястья, подумал:
" Девчонке надо показать это место. Когда — нибудь… "
Да, надо. Когда — нибудь. Тогда, когда перестанет она вздрагивать всем телом при его приближении, когда перестанет реагировать на его прикосновения выбросами страха. Когда перестанет кривить губы от отвращения и вслед за этим корчить из себя патентованную шлюху, изображая страсть и имитируя оргазм. Ловко, надо сказать, имитируя! В последний раз он чуть… Да что там. Купился на это. Купился даже после того, как услышал, что Аталина говорила в кафе этой дурнушке Нэй…
"…это было больно, Нэй! Отвратительно! И это будет повторяться снова… "
Он принёс ей кофе, ступая толстыми ногами официантки, чьим телом пришлось ему воспользоваться ненадолго. Пришлось усыпить разум толстухи, благо, этого самого разума там было с плевок. Двигаясь неловко в неудобной человеческой оболочке, слушал, как девочка льет откровения, уткнувшись в обтянутое дешёвым розовым шёлком плечо черноволосой шлюхи.
" У Хорсеттов до десяти форм! "
Нет, линара Барретт. Гораздо больше. Я могу стать, кем пожелаешь. Даже твоей тупоголовой страшилой — подругой. Если захочешь.
Ты нужна мне, Аталина. Нужна для того, чтобы снимать жар. Тебе не понять. Ты никогда не поймёшь, что такое Жар, Боль и Голод. Не та сраная температура, когда слегка знобит и щекочет тело. А тот жар, когда плавится одежда и выворачивает суставы. Когда сердце выскакивает из груди. Когда кровь, рубиновая и раскалённая видна сквозь расходящуюся кожу.
…Под ногой что — то хрустнуло. Звук был резким, хрипящим, он вспорол тишину, как нож вспарывает ткань.
Корделл наклонился. Подняв острый обломок камня, отбросил прочь. Огляделся.
Последний раз он был здесь… Лет сто пятьдесят назад. Вместе с матерью.
Дом Наблюдателей. Тех, кто привёл Хорсеттов сюда, в этот Мир. Тех, кто указал Путь. Тех, кто нашел им новый дом. Новый, уютный. Взамен их старого мира, погибшего и забытого.
Тот мир умер не по их вине. Лаберилл же они разрушили сами и продолжали рушить — сейчас он агонизировал, пытаясь вдохнуть еще хоть каплю воздуха, трясясь и свистя перерезанным горлом.
Это странное, громадное строение напоминало собой гигантскую стеклянную стеллу, вспоровшую ярко — синее небо несколькими обломками. Стены теперь были схвачены переплетенными меж собой тугими стеблями вьющихся растений, вьюны взобрались до самого верха, цепляясь за малейшие выступы, зазубрины и выемки в стекле. Корделл смутно помнил, что тогда вьюны ещё не достигли таких размеров.