Он встал, спокойно застегивая пиджак.
— Я полагаю, это все, что вы хотели?
Он не стал дожидаться ответа, потому что боялся, что если задержится еще на секунду, то потеряет хладнокровие и застрелит их обоих здесь, в переполненном ресторане, который, как он предполагал, они выбрали именно по этой причине.
Но теперь они не знали, кто он.
Не знали, кого он должен защищать.
Ресторан, полный людей, не помешает ему покончить с людьми, которые хотели причинить Элизабет вред.
Ничто не помешает.
Элизабет
Неделю спустя
Мы ужинали. Не разговаривали.
Но для нас это не было чем-то необычным.
Необычным было поведение Лукьяна. Он казался… встревоженным.
Он вернулся почти таким же, каким ушел. Его взгляд был немного жестче, наше молчание длилось дольше. Наши любовные ласки стали более безжалостными, жестокими и почти отчаянными.
Это было неплохо. Но будто с каждым днем к нам что-то приближалось. Словно шел отсчет, как долго я буду позволять своему разуму запирать себя в этом месте.
Создавалось впечатление, что мир вот-вот обрушится на меня, независимо от того, буду я находиться в этих четырех стенах или нет.
Сегодняшняя ночь ничем не отличалась.
Это было через неделю после того, как Лукьян приехал домой.
Первый день мы провели в постели.
На следующий день мы тренировались, но он нападал мягче из-за моего окоченевшего и покрытого синяками тела, вызванных его яростными прикосновениями прошлой ночью.
К концу недели мы вернулись к привычному распорядку дня, но он заметно отсутствовал, говоря только, что у него «есть дела».
Сегодня вечером до сих пор было неуютно. Во всяком случае, больше, чем раньше.
Хотя это выдавали лишь мельчайшие детали. То, как он постукивал пальцем по столешнице, то поднимая, то опуская нож и вилку. Он отрывисто смотрел на меня, а не пристально, как обычно.
Это нервировало.
Наконец я отложила нож и вилку.
— Ладно, выкладывай, — скомандовала я.
— Что?
Я закатила глаза.
— Ты наемный убийца, Лукьян. Ты не можешь притворяться невинным, — сухо сказала я.
Он сложил руки вместе и наклонился вперед, так что его локти коснулись стола.
Я удивленно приподняла бровь.
Лукьян, мой Лукьян, тот, кто нарушил все правила, установленные людьми, которым нужно иметь человечность, – он был приверженцем застольных манер. Мечта моего учителя исправительной школы.
Он знал, как правильно пользоваться вилками и как складывать салфетку.
Он заметил мою изогнутую бровь, потому что замечал все.
— Я ошибся, — сказал он.
Я сама подалась вперед.
— А я то думаю, почему здесь очень холодно. Ад замерз.
Уголок его рта дернулся. Но никакой улыбки. За все время, что мы были вместе, я не видела его улыбки. И не была уверена, что когда-нибудь увижу за свою жизнь. Кто знает, сколько она продлится.