Я выслушала всю историю без единой реакции. Ни единого вздоха, ни проклятия, ни крика.
Ничего.
Я подождала, пока он произнес последние слова, а потом еще долго ждала, пока эти слова не успокоились, разрывая мои внутренности и плоть, ища место, чтобы поселиться внутри.
— Ну и что теперь? — недоуменно спросила я.
Он вздрогнул. На самом деле вздрогнул от моего мертвого и пустого тона. Это был голос трупа. Если бы мертвые могли говорить.
— Что теперь? — повторил он, явно потрясенный моим ответом.
Я кивнула.
— Да, что из этого следует? — спросила я. — Теперь, когда ты успешно обманул меня, ты наконец-то выполнил свой контракт? Теперь, когда ты вскрыл меня, узнал, что внутри, разорвал на части, играл со мной и с каждым из моих сломанных кусочков. Теперь ты наконец убьешь меня? Это какая-то долгая игра, даже для тебя. Эффективная, конечно. Думаю, я не ожидала ничего меньшего. Ты же предан своей работе.
— Ты н-не… — он запнулся, что было так непохоже на Лукьяна.
Но я его не знала. Я знала то, что он показывал.
— Ты перестала быть моей работой в ту минуту, когда наклонилась и включила лампу, вместо того чтобы закричать, когда я стоял в твоей спальне. Когда ты приглашала смерть своими глазами. Именно тогда ты перестала быть работой и стала жизнью. Моей жизнью.
— Ох, да ладно, — прошипела я, гнев скрывал то, как дрожал мой голос. — Мне сейчас не нужны пустые слова. Твоя миссия выполнена. Это будет пуля в голову? — спросила я непринужденно. — Или перережешь мне горло и будешь смотреть, как я истекаю кровью, как зарезанная свинья? С другой стороны, ты смотришь, как я истекаю кровью с того момента, как вошел в мой дом много месяцев назад. Так что, возможно, остановишься на удушье. Тебе нравится придушивать меня в постели. Может быть, на этот раз ты не остановишься.
Я расхаживала по комнате, испытывая непреодолимое желание сбросить все рамы и уничтожить их, как он уничтожил меня.
— Еще так поэтичнее, — задумчиво произнесла я. — Если мне можно выбирать, то я хочу именно так, — я вопросительно посмотрела на него. — Если я имею право на просьбу. Ты разрешишь мне, нет? Но, думаю, в конце концов это не будет иметь значения. Потому что я буду мертва, и насрать, как это случилось, потому что мертвый – все равно мертвый, да?
Он уставился на меня, откровенно разинув рот. Это не было отвисшей челюстью, непривлекательным выражением, как у других людей. Его рот едва приоткрылся, глаза чуть расширились, но вся его аура излучала человеческую беспомощность.
Он открыл рот, как будто хотел возразить своим собственным словам, как будто хотел возразить природе. Затем снова закрыл его.