Словно откуда-то извне доносится потрескивание дощечек. Видимо Лиза идёт следом, и мостик начинает пошатываться ещё сильнее. Едва удерживаюсь на «гуляющей» под ногами поверхности, а внимание по-прежнему приковано к манящей беседке. Что-то ждёт нас внутри? Не знаю, но и противиться беззвучному зову я не в силах. Иду. Вроде и времени много прошло, а путь всё не кончается. Зачарован мостик, что ли? В этом мире ничему нельзя удивляться.
А голова всё сильнее кружится и становится страшно: вдруг не дойду, вдруг дощечки не выдержат, провалюсь, упаду в воду. Да, я плавать умею, а вот Лизка… Она — нет. Вытащу ли я её в случае чего? Вот и спрашивается: зачем мы сюда полезли? Вернее, не так — чем думала Лизка, когда шла за мной?!
И вот, наконец, остаётся пара шагов, и я окажусь внутри хитросплетения алебастрово-белых ветвей. А беседка вблизи производит ещё большее впечатление — высотой метра четыре, в диаметре примерно столько же, если не шире. И какая-то она монументальная… Особенно в сравнении с ведущим к ней хлипким мостиком. Чего только стоит белоснежный пол из отполированного до блеска… Камня? Вот же, чудны дела! Прямо из него произрастает неведомое, образующее стены растение. Да и растение ли это? Или искусная резьба по всё тому же камню? Ан нет… От налетевшего порыва ветра листочки на ветвях ожили, с шелестом зашевелились.
— Вернулась? — заставив меня вздрогнуть от неожиданности, произнёс дребезжащий от старости женский голос.
Я едва не сверзилась в воду, искренне опешив от такого вступления. Разве я здесь когда-то была? Но ноги продолжают по инерции идти, и вот я уже ощущаю под ними твёрдую устойчивую опору, невольно переводя дух и растерянно озираясь по сторонам в поисках обладательницы так напугавшего меня голоса.
Хм… Никого. Стены у беседки не сплошные, восемь витых стволов поднимаются вверх, там ветвятся, образуя крышу, и снизу, до пояса оплетают образовавшуюся крытую площадку своеобразным парапетом. По периметру расставлены банкетки-диванчики на витых ажурных ножках, конечно же, тоже белые. В следующий миг Лизка отвлекла меня от созерцания этого чуда, слегка подтолкнув, чтобы я позволила войти и ей.
Стоило отвлечься на миг, и передо мной появилась обладательница так напугавшего меня голоса. Выглядела она жутковато: белая хламида с капюшоном, под которым не без труда удалось разглядеть сморщенное от старости лицо с глубоко запавшими глазами, едва виднеющимися под складками век и седыми кустистыми бровями; острый, напоминающий птичий клюв, нос, и узкая полоска бледных, кажущихся бескровными, губ. И все бы ничего, старость ведь естественна, но то, что эта пожилая женщина слегка просвечивала и её черты, и контуры одеяния плыли, будто отражение на потревоженной глади воды — это как раз и пугало. Старуха будто бы и не заметив моей растерянности, повернулась к Лизе и спросила: