Ночь, улица, кирпичная стена. Из канализационной решетки поднимаются клубы пара. Сбоку, над тротуаром, нависает изогнутый фонарь, будто тяжелое, спелое яблоко пригибает ветку. Призрачное сияние сбрызгивает древнюю кладку и асфальт — очерчивает небольшую сцену. Посреди ее вытянутая тень. Пахнет сыростью, цитрусовыми духами, гниением, совсем рядом капает вода, и ровным гулом отзывается автострада.
Слышится женский вздох. Скорее ласковый, чем уставший. Тень на стене шевелится и частично разделяется на две. Первая — крупнее, мощнее, видимо, в куртке и брюках, вторая — тоньше и изящнее, с красивым египетским профилем. Волосы собраны в хвост, костюм дамы похож на деловой: юбка-карандаш, жакет, высокие каблуки.
— Кажется, я только этого и ждала весь день, — говорит женщина, и голос у нее низкий, вибрирующий, по-детски восторженный. — Или всю жизнь? Столько раз представляла, каким будет мой… мой… — она запинается, — столько раз выстраивала это в голове, а потом соглашалась на меньшее, думала, ладно, обойдусь, и так неплохо. Нет, плохо, плохо! Как крыса, подыхающая в темном лабиринте. А сейчас хорошо, просто хорошо, и не как… когда люди задыхаются от счастья, а просто тепло и хорошо. Мне хорошо в этом крохотном тупичке, Бог знает где. Будто шла, шла и могу наконец прилечь, могу отдохнуть. Минутка счастья на дне грязной лужи. (внезапно) Хочешь томатный сок? Я купила на обед, но не успела поесть. И бутер еще, такой, в пластиковой коробке. Не хочешь?
— Не хочу. Иди ко мне.
Две тени вновь сжимаются в одну, и она кажется тоньше, напряженней, чем в прошлый раз.
— …постой. Нет, постой, только не целуй, — странным, нервным голосом просит мужчина и отодвигается. — Поцелуешь один раз, и все, назад пути нет. Господи, ты красивая. Красивая. Господи, как меня к тебе тянет. Потому и… Нет, то есть. Не потому. Стой. Да стой же, я тебя прошу: ТАК нельзя.
— О, неужели ты опять за старое? Ну а как иначе, глупыш? Мы не можем в открытую.
— Не можем, — будто эхо повторяет собеседник.
Повисает долгая пауза. Силуэт его подруги роется в карманах, достает сигареты и закуривает. Когда она стряхивает пепел, на стену летят огненные искорки. Порой дует ветер и скулит в жестяных водостоках, как раненая собачонка, — в такие минуты из прически женщины выбиваются локоны, и тени их подрагивают на фоне кирпичей.
— Что ты хочешь сказать? — голос нарочито бесцветный.
— Что все не так, как должно быть.
— Не так? Что не так? Не так хорошо? Не так… — она поворачивается лицом к тротуару, точно думает над следующим словом, а хвостик волос прыгает из стороны в сторону. — Не так прожарено? Недосолили, недоперчили, не полили соусом — что?