«Милая маменька, — старательно выводила она, — а нынче к нам нового инспектора прислали; и Лида говорит, страшно он хорош собой! Мы, прежде чем увидели, готовы его обожать и становиться адоратрисами(3) все как одна. Верно, лишь княжна Алерциани, как всегда, останется безучастною. А ещё Лида слышала, что новый инспектор намерен нас экзаменовать, только я ни капельки не боюсь…
— Представьте, — звенел голосок Лиды Шиловской, — к новому инспектору сама императрица благоволит! Мадам говорила: мы-то знаем, что вас ее величество к нам рекомендовать изволили…
1) В описываемое время начальство Смольного уже не имело права давать волю рукам, но в ходу были такие наказания, как: стояние в простенках за обедом, сидение за «чёрным столом», стояние в обед за скамейкой и т. д. Наказанные, разумеется, не имели возможности нормально кушать стоя и обыкновенно после такого «обеда» оставались голодными.
2) Костюм институток состоял из платья декольте с короткими рукавами. На голые руки надевались белые рукавчики, подвязанные тесёмками под рукава платья
3) от французского «adorer» — обожать
* * *
Из рабочего дневника инспектора Смольного института С. П. Ладыженского:
«Вчера наконец-то проэкзаменовал воспитанниц старшего класса: из французского и немецкого языков, русской литературы и словесности, русского языка. Страшно огорчён и разочарован. Неужели это и есть «первоклассное учебное заведение во всей Российской империи»? Девицы крайне невежественны, пусты и ограничены. Они уж вполне развиты телесно, но их ум и способности будто бы в зародыше. Происходит ли это по вине плохих учителей, или же сама система воспитания в Смольном совсем никуда не годится? Подозреваю второе; впрочем, открытия мои, вероятно, ещё впереди.
Они вовсе ничего не читают, кроме пошлых любовных романов и назидательных творений г-жи Зонтаг (1). Как можно в этом возрасте не знать ничего из русской литературы? Пушкина, Гоголя, Лермонтова им преподают в кратком пересказе, а они твердят всё это наизусть, точно попугаи, нимало не вникая в суть! Они, разумеется, болтают по-французски, но как! Ни одна не смогла порядочно перевести и пересказать даже басни Лафонтена! Их запас слов крайне скуден, а сочинения, представленные мне на французском, более подобают шестилетним детям, нежели взрослым девушкам. С немецким же ещё более худо: мало кто там слыхал о Шиллере и Гёте; читать же сих великих поэтов им отнюдь не под силу! Общедоступной библиотеки не существует: девицы во всё время заняты записыванием и переписыванием уроков; затем, как мне объяснили, они зубрят их на память; времени на чтение у них просто нет! Впрочем, у большинства нет и желания.