Продолжая щебетать, Люсинда увлекла Кэт внутрь фешенебельной кондитерской, но успела заметить, как Михаэль в изнеможении прислонился к стене. Его сотрясал кашель; на миг ее сердце дрогнуло, к тому же Люсинде было не по себе под недоумевающим взглядом Кэт: наперсница, знающая ее как свои пять пальцев, наверняка не понимала, с чего госпожа проявляет такую нечуткость. Внезапно Люсинда почувствовала усталость от всего этого. Каким пустяками она, в сущности, занимается! Она спросила несколько пирожных, и, пока хозяин упаковывал их в нарядную коробку, Люси вспоминала сегодняшний день — чудесно начавшийся, он закончился так… глупо.
Она повернули к «Вилле Гутенбрунн»; Михаэль шел неподалёку от Люсинды, кашлять он почти перестал — зато теперь у него появился лихорадочный румянец и капельки пота на висках. Он по-прежнему молчал, и Люсинда с усмешкой представила, что, вели она ему, больному, в лихорадке, ходить за нею по городу всю зимнюю ночь, он ведь повторит свое: «да, мэм», и будет идти, пока не свалится без сознания. Зачем он так упорно отклоняет все попытки обращаться с ним по-человечески? На это не могло не быть причин; должна же у него в жизни существовать хоть какая-то любовь, привязанность, нежность? Есть ли у него семья? А что, если взять, да и спросить напрямик, отбросив приличия? Тут уж он не сможет отделаться своим излюбленным «да, мэм, разумеется, мэм»!
Они снова шли через площадь — там громко играла музыка, пели рождественские песни. До отеля оставалось совсем немного: пройти узкой улочкой, затем пересечь оживленную дорогу, полную экипажей, автомобилей, повозок…
Вдруг Михаэль резко дернул ее за руку и крепко прижал к себе: из-за угла вынырнула коляска, запряженная парой лошадей. Ехала она не слишком быстро, но, конечно, сбила бы ее. Сзади испуганно взвизгнула Кэт; Михаэль выругался и прикрикнул на извозчика по-немецки — тот натянул поводья и подбежал, кланяясь.
— Он спрашивает, не нужно ли доставить вас к доктору, мэм, — перевел Михаэль. Его голос снова звучал бесстрастно.
Опираясь на его руку, Люсинда восстановила дыхание: все произошло так быстро, она даже испугаться толком не успела. Зато теперь ноги начали дрожать.
— Нет, благодарю. Скажите ему, что я не пострадала.
Всю дорогу до виллы Михаэль поддерживал Люсинду под локоть, но лучше бы он этого не делал: его прикосновение вызывало у нее пугающую слабость и головокружение; к тому же она чувствовала, как горяча его рука, и корила себя: да он на самом деле болен! А она заставила его стоять в легкой одежде на холоде и ветру несколько часов, потом нарочно устроила долгую прогулку по городу!