— Ты весь вечер совсем не живой какой-то! — не сдерживаясь, восклицаю я. — И мне кажется, что дело тут не в работе… И на ужин ничего толком не съел.
— Прости, я сейчас не лучшая компания, просто как-то все навалилось за пару дней. То на работе «пойди туда, не знаю куда», я не помню вообще, во сколько вчера домой вернулся, еще и Элька как снег на голову, офис наш сегодня штурмовала, дурочка.
Вот тут я вся превратилась в слух. До этого Марат ни словом не обмолвился про свою бывшую.
— А что ей нужно? — осторожно спрашиваю, вспоминая слова Оксаны, что Бойченко еще осчастливит, и не раз, своим появлением.
— Понятия не имею. Что-то несла про сотрудничество. Не я ее отшивал, дальше ресепшена ее не пустили, но все равно неприятно. Но главное все равно не это. Похоже, кто-то серьезно взялся за «Али», идет информационная атака на ресторан. Сегодня уже несколько поставщиков звонили, спрашивали, все ли у нас хорошо и откуда столько негативных отзывов.
— Отзывов? Опять пишут, да?
Усаживаюсь на диван напротив Марата. Он весь вечер, пока мы ужинали, ничего не рассказывал, вот только сейчас я начинаю узнавать, что на самом деле происходит.
— Еще как пишут. И наши пиарщики бьются, пишут ответы, но их не слышат. Голосу анонимного блогера верят больше, чем официальной позиции. Достало уже! И отец себе места не находит. Он же инвесторов ищет, дядя Зарецкой, кстати, отвалился, но туда ему и дорога. Все это плохо, Люба. Очень плохо.
— Я… Я могу чем-то помочь? — Невыносимо смотреть на него, такого измотанного и мрачного. — Марат, я…
— Иди ко мне. Просто обними.
Усаживает меня к себе на колени, ладонями задевает мой джемпер и тянет его вверх.
— Вот так лучше. — Впервые за весь вечер я слышу удовлетворение в его голосе. — Намного лучше.
Шумно вдыхает воздух у моей груди и прижимается к ней лбом.
— Люба… моя любовь…
На часах полтретьего ночи. Марат давно спит, а я, как вор, спряталась в самом дальнем углу со своим телефоном в руках…
«Поначалу «Али» вызывает у вас комплекс неполноценности. Вся эта пышная роскошь интерьеров, а на вас ни вечернего платья в пол, ни колье за много тыщ у. е., и на вашем кавалере «но смокинг». Кажется, что среди этой лепнины, этого золота, фарфора, этой нарочито роскошной посуды невозможно наслаждаться вкусом еды. Потому что очень боишься не соответствовать. Страшно что-нибудь, разбить, испачкать, поцарапать — чувствуешь себя Золушкой на первом балу в первые семь-восемь минут. Боишься потерять от волнения не то туфельку, не то сознание.
Но потом Золушке реально начинает нравиться. Потому что кресла удобные, посуда красивая, кавалеры, то есть, нет, официанты, которые тебя обслуживают, — деликатные и учтивые. В них нет ни барства, ни холопского заискивания перед клиентом. С тобой разговаривают на равных, ничего не навязывают, но обслуживают с чувством собственного достоинства и при этом быстро. Не маринуют вас томительным ожиданием перемены блюд, как огурцы в банке.