- Спасибо, мистер Стоун! — поморщилась я в спину уходящему начальству.
Всё же я не ошиблась — Макс Стоун ещё тот джентльмен. Надеюсь, ему просто ума не хватило предложить свою, чтобы я воспаление лёгких тут не заработала и не отправилась отсюда прямиком в лечебницу.
Ладно. Хорошо хоть, я девушка видавшая и зимние морозы в ботинках почти без подошвы, и осеннюю слякоть в дырявом пальто.
Пара часов в холодном сыром архиве большого ущерба моей жизни не нанесут.
- Апчхи! Мухомор им в селезёнку! — прогнусавила я себе под нос. — Апчхи! Ар-р!
Облако пыли с очередной папки поднялось в воздух, но я, наученная уже горьким опытом перебирания полусотни точно таких же бесценных архивных сведений, задержала дыхание и зажмурилась на всякий случай. Здесь с начала времён вообще убирались? Даже в комнате Хайраша не такой бедлам. Хотя ранее именно она была для меня образцом беспорядка. Оказывается, мне просто сравнивать было не с чем.
Уверена, для бюрократов в аду точно есть особое место! Самое жаркое и с миллионом никому не нужных бумаженций…
И да, я была абсолютно права — большинство папок с делами было приблизительно одинакового содержания: заявление и объяснительная, иногда несколько объяснительных и опись имущества жертвы к нему. Иногда — скудные потуги следователя собрать улики и свидетельства, но и те в большинстве случаев так ни к чему и не приведшие. Хотя несколько дел всё же были расследованы — виновные наказаны. Зачастую под такими делами стояло одно и тоже имя — Роберт Коллинс. С одной стороны, хорошо, что хоть один человек в этом рассаднике лентяев работает. С другой — не хотела бы я, чтобы этот господин заинтересовался моей персоной. Пока ни одно дело, подписанное его именем, не было отмечено грифом — “не раскрыто”.
Но мистер Коллинс в основном занимался убийствами. Потому, пока я никого не убила и меня пока тоже миновала участь жертвы — могу не волноваться.
Кражи тут в принципе никто расследовать не желает.
Проклятье.
Ну вот как людям искать справедливость? Как в неё верить? Даже совесть проснулась. Совершенно некстати. Вместе с тем пострадала моя самооценка. Я-то думала, что талантище, а оказалось — это просто работать никто не жаждет.
Я вдохнула, когда уже вроде вся пыль осела и более не угрожала моему здоровью.
Стеллаж, с которого я стащила папки, значился как дела за 3015 год, то есть пятилетней давности. Мне тогда было двенадцать, и жизнь моя преступная только начиналась. Тётя Роза ещё была молода, здорова и хороша собой… В общем, давно это было.
Итак, что тут у нас?