– Не нравится юмор? – хмыкнул Иван, закатывая рукава. Вроде и не делал ничего предосудительного, а Виталий уже бледнел от страха. – Так мы же действуем твоими методами. Исподтишка.
– Я не понимаю, в чем дело!
– Ты испортил мою карьеру и не понимаешь, в чем дело? – не сказала, прошипела я.
– Значит, господин Бобров, Мария Князева – ненадежный фотограф и лучше работает между ног, чем фотоаппаратом? – Давыдов подошел к нему вплотную, сверля серьезным, обещающим расправу взглядом. – За свои слова придется ответить.
Виталий выпучил глаза и начал хватать воздух широко раскрытым ртом, точно выброшенная на берег рыбешка:
– Я ничего такого не говорил!
Давыдов
Он его убил.
Сотню раз мысленно.
Хотя никогда раньше не замечал за собой жажды убийства. А ведь бытует мнение, что все боксеры – агрессоры, избавляющиеся от ярости через кулаки. С ним подобный шаблон не работал, и только сегодня, когда этот хмырь Широкий открыто заявил, что готовит завтраки его Манюне, захотелось убивать.
И ведь мысленно был готов, что принцесса с кем-то крутит. Такие, как она, одинокими просто не бывают, это противоестественно. По факту же ни черта готовым не оказался!
Хотелось завалить Широкого, закинуть Машку на плечо и в свое логово! Иван никогда бы не подумал, что в нем живут замашки пещерного человека. Но рядом с принцессой всегда просыпалось что-то дикое и новое.
Это доводило Давыдова до безумия.
Он просто хотел поиметь Князеву, но никак не нырять в этот омут еще раз!
– Ну, бывай, шеф, – отсалютовал Давыдову этот смертник. – Спокойной ночи.
Еще и откровенно над ним потешался! Совсем берега попутал!
Как Иван тогда сдержался и не заставил Широкого выплюнуть все зубы на асфальт, и сам не понял. Очнулся, когда парочка уже скрылась в подъезде.
Мужчине пришлось еще долго нарезать круги вокруг своей тачки, только бы остыть и сесть за руль с трезвой головой. На дороге и без него придурков хватало, Давыдов не собирался пополнять их ряды.
Эта ночь для него так же прошла под эгидой бессонницы, как и предыдущие. Стоило лишь глаза сомкнуть, как вспыхивали картинки страстно выгибающейся Манюни в чужих руках.
«Можно подумать, мне есть дело, кто ее пот******ет время от времени», – мысленно уговаривал себя Иван.
Рядом с Князевой он совсем себе не нравился, точнее, не нравилось то, что она в нем пробуждала. Того прежнего Ваню, что собирался небо в алмазах положить к ногам своей Манюни, пока она не променяла его на мажора.
К утру Давыдов согнал с себя семь потов в тренировках, но зато голову проветрил и выкинул оттуда не нужные никому закидоны.