Стряхиваю с себя липкое чувство пережитого унижения, включаю воду в кране такой же горячей, как содержимое котла в аду, и встаю под струи кипятка. Вода обжигает кожу, и я тру гелем для душа руки, грудь, шею с едва заметным затягивающимся шрамом, чтобы смыть с себя этот ужас ночи — последствия любви моего дикого мужа.
Запрещаю себе плакать, потому что красные глаза его еще больше раззадорят, и он снова начнет издеваться, куражась над моей слабостью.
Смываю с себя унижение, грязь, боль и ужас, страх и ненависть.
И вдруг слышу, как щелкает замок в двери. О нет. Клауд расправился с оленем быстрее, чем я ожидала, и он снова здесь, и мы слова наедине. Торопливо поднимаю ногу из-за бортика душевой кабины, тянусь за полотенцем, но застываю в немыслимо неудобной позе.
Клауд, обнаженный, грязный, весь в крови и земле, довольно ухмыляется.
— О, милая моя. Я рад, что ты решила меня дождаться. Ты знала, что мне нужно угощение.
Он будто бы мурлычет, но глаза его опасно блестят. Хватаю пушистое белоснежное полотенце и прижимаю к груди, чтобы хоть как-то прикрыть наготу, его возбуждающую. Но ему все равно.
Он берет меня за руку, отводит ее в сторону, нажимает на местечко под ладонью и пальцы сами собой разжимаются, отпустив полотенце. Ткань падает на пол, к его черным от земли ногам.
— Пойдем, — нежно приказывает он мне и я не могу ослушаться. Он снова включает воду, одной рукой регулирует температуру, встает в душевую кабину, и тянет меня за собой. Я перетекаю за ним, как ртуть, молчаливая и покорная — если он поставит мне сейчас от злости синяки, их не прикрыть платьем, настолько оно открытое.
— Милая моя, — шепчет он мне в волосы, вспенивая в руках гель для душа. — Ты ведь знаешь, как я тебя хочу?
Опускаю глаза. Вода, смывая с его тела налипшую грязь, освобождает его тренированное тело, но внизу становится серой. Намыленной рукой он оглаживает свою грудь — бицепсы играют под белой пеной — а второй проводит по поднявшемуся члену. Вперед — назад. Головка ныряет, пропадая в кулаке, и снова показывается, а я не могу поднять глаза на него, потому что боюсь, что он прочтет всю ненависть, которую я к нему питаю.
— Всегда хочу, — мурлычет он, дотрагиваясь до меня, пробуя на вес сначала правую грудь, потом левую. — Только тебя.
Его движения чуть ускоряются, и я молю Луну, чтобы на этом все и закончилось. Но нет. Не в этот раз. Он встает под струи душа, и вода мягко скользит по его поджарому телу, скользя по каждому изгибу, каждому шраму, каждой напряженной мышце.
Он берет меня за руку, сжимает вместе с моей ладонью свою на своем члене и задает ритм движения. Вперед — назад.