Пленница зверя (Осборн) - страница 98

Вдруг он останавливается и смотрит на меня сумасшедшими глазами. Такого взгляда я еще не припомню: зрачки будто вращаются, как бешенные, по кругу. Его лицо преображается: черты заострены, губы мелко дрожат. Так мелко, что не увидеть, если не знать.

О, Луна. Я даже не могу представить, что меня ждет сейчас.

— Клауд, — пытаюсь использовать все инструменты, чтобы хоть немного снизить агрессию, в том числе свой тихий и практически уверенно-спокойный голос. — Мы можем все обсудить в другой, спокойной обстановке.

Наверное, не стоило этого говорить, потому что прозвучало невысказанное место, которое перестало нести свой сокровенный, сакральный смысл для волка- оборотня:

— Дома? — зло хохочет он, как страшный злодей из фильма ужасов, на которого, к слову, становится похожим своим белым лицом и всклокоченными волосами. — Нет больше никакого дома для тебя, маленькая шкура.

Он снова придвигается ближе ко мне, а я дрожу, как заяц. Снова сует руку в карман, вытаскивает из него цепь. Она звенит мелодично, но в тишине комнаты, где слышно только мое частое дыхание и резкий выдох Клауда, теперь понятно, что это не приятный звук. Такой могут издавать только кандалы для рабов.

— Клауд, довольно этого! — я протягиваю руку к нему в немой мольбе. После того, как Алекс показал мне, что я могу любить и достойна того, чтобы быть любимой, сейчас во мне пробивается росток надежды, что и Клауда можно отговорить, или хотя бы отсрочить мою погибель.

— Да пошла ты, — он резко откидывает мою протянутую ладонь и усмехается. — Шкура.

Взмахнув цепью, распрямляет ее, от чего она снова звенит кольцами, хватает меня за руку и тянет за собой. Я упираюсь, как могу. И тут ужас накрывает меня с головой. Все тело бьет дрожь, ощущение удушья и онемения в груди становится все сильнее, все звуки резко заглушаются, и кажется, что я нахожусь под миром, погребенной им, и даже не могу услышать звуки собственного дыхания.

Под аккомпанемент безжалостно колотящегося сердца, эхом повторяющего ужас, что пронзает меня, Клауд тащит меня в подвал.

Поняв, что дверь, которая находится возле кухни ведет в подвальное помещение, я ору, брыкаюсь изо всех сил, желая сохранить себе жизнь.

Он снова, снова тащит меня в темноту, в закрытое помещение, куда не может проникнуть солнечный свет. Я пытаюсь ухватиться за косяки двери, и держусь из последних сил, ломая ногти, пока он не дергает меня, и я не качусь за ним вниз по лестнице, даже не чувствуя боли от того, как ступени отпечатываются на моей заднице, ногах.

— Я ненавижу тебя-аааа — кричу, но это бесполезно, крик похож больше на писк маленького котенка, которого решают утопить в воде.