Она не расхваливала всё подряд, желая как можно больше втюхать, но в результате уговорила на гораздо большее количество одежды, чем я мог надеяться.
Правда, Софья сдаваться не собиралась.
«Снова придётся доставать аргументы», – подумал я, как только мы покончили с примерками, и упрямая девочка устроила тщательный «естественный отбор», когда, как и в природе, выживает сильнейший. То есть тот, что, на её взгляд, необходимее и без которого никак нельзя обойтись.
Софья
Что уж правду скрывать: наряжаться мне понравилось. Последний раз с таким удовольствием мы ходили по магазинам ещё семьёй: я, мама, папа и Вовка, крохотный ещё совсем. Маленький пупсик, который ничего об этих походах не помнит.
Зато я помнила очень хорошо. Это была подготовка к выпускному вечеру, а позже меня наряжали, как принцессу, потому что я в институт поступила. Старые ботинки оттуда. Четырёхлетней давности, папой ещё купленные… Хорошие были, долго носились. Но всему приходит конец. Вон, Громов мне новые присмотрел.
Первое, что я делаю после того, как вещи примерены и выбраны, – жадничаю. Отбираю то, что необходимо. Ботинки, куртку и пару свитерков.
Остальное откладываю. Пытаюсь туда не смотреть. Не потяну я столько, а щедрые подарки от мужчины принимать – это быть обязанной.
Пусть Громов и не пристаёт ко мне, но кто его знает, что ему в голову может потом стрельнуть?
– Софья, можно тебя на минуточку? – зовёт меня Михайловна и смотрит на меня так, что я вынуждена выйти за нею вслед.
Она ведёт меня на кухню, двери закрывает, отрезая от внешнего мира, где остались некупленные вещи, Вовка и Костя.
Михайловна смотрит на меня задумчиво и долго. От её взгляда становится немного неудобно.
– Вот что, девочка, – произносит она тихо и мягко, – я не знаю, что между вами происходит, да и знать мне, наверное, не положено.
– Алина Михайловна, – перебиваю я её, – да ничего не происходит! Это не то, что вы подумали, наверное!
Я запинаюсь, понимая, что в двух словах сейчас не расскажу ни о просьбе Громова, ни о моём согласии поучаствовать в комедии, где его тёте морочат голову, ни о том, что Костя таким образом пытается отблагодарить или купить – это уж одному Громову известно, что у него в голове.
– Не важно, – отмахивается она от меня, – захочешь – потом расскажешь. Не захочешь – не обязательно посвящать почти постороннюю тётку в свои дела. Но, так уж получилось, не совсем ты мне и чужая. Я ведь людей чувствую, и в дом тебя пустила не просто так. Ты ж душа, Софьюшка, а души сейчас, поверь, не так уж часто на пути попадаются. Особенно такие молоденькие, как ты.