Большие и горячие ладони накрывают мои. Я вздрагиваю от неожиданности, поднимаю глаза.
– Софья…
Голос у Коти бархатный, переливается глубиной и насыщенностью. Он умеет одним словом спросить многое.
– Успокойся, пожалуйста, – просит он тихо, – у тебя такое лицо сейчас… Вова может испугаться или расстроиться. Выдохни. Он что-то плохое тебе сказал?
– Нет, – мотаю я головой. – Просто мне не нужно его внимание, а он, кажется, не понимает.
Костя не спрашивает, кто звонил. Догадался, наверное.
– Я поговорю с ним, – угрозы в Громовском голосе нет, но слова он произносит так, что волоски на руках дыбом встают. – Ты не обязана ни встречаться, ни разговаривать с Анатолием, если не хочешь.
– Я не хочу, – повторяю, как попугай, и спешу к Вовке, который уже губы почти надул.
– Сонь, эти или эти? – показывает он пальцем на паззлы, а я ничего не вижу: перед глазами туман висит, я отойти не могу никак.
Костин спокойный голос приводит в себя. Они с Вовкой обсуждают, советуются, а меня немножко отпускает.
– Вот этот рисунок чётче и яркий, – подключаюсь я к выбору. – Мне кажется, его будет легче собирать.
– А я хочу сложнее, – вредничает Вовка. – Чтобы долго-долго собирали, все вместе. А не раз-два – и всё закончилось.
Продавщица приветливо улыбается.
– Какой у вас смышлёный сын, – восхищается она, и я вижу, как Вовка застывает, а Костя прижимает его к себе, словно хочет защитить и ободрить.
– Решено! – хватает Вовка море и корабль. Там, кажется, «Летучий Голландец». Эту картинку мы точно будем год собирать или даже больше.
– Ты же не сердишься? – заглядывает брат мне в глаза. Для него важно, чтобы я одобряла каждый его шаг. Он нуждается в моей поддержке, добром слове. Я стараюсь об этом не забывать.
– Нет, конечно, – смотрю, как Костя расплачивается на кассе.
– Только надо Косте правду сказать, – сопит мой медвежонок. – Ты сама говорила, что врать нехорошо.
– А мы и не врём, – треплю его по плечу. – Он сам ошибся.
– Ну да. А ты промолчала. И попросила секрет хранить. Так нечестно, – гудит он шмелём.
– Ну, давай немножко потерпим, а потом я признаюсь.
– Только недолго! – командует Вовка. – А то ты ж знаешь: я случайно проболтаться могу, а ты рассердишься.
– Не буду я сердиться, – улыбаюсь и снова губы трубочкой вытягиваю и бровки «домиком» складываю. Это и есть та самая «просьба». Молчаливая. Наши с Вовкой маленькие секретики.
Громов не остановился. Купил мне варежки – красивые и тёплые, в тон тёмно-синей куртки.
– Подарок. Маленький, – кратко сказал он, и я не стала спорить.
Во-первых, мне понравилось. Во-вторых, он не стал даже предлагать кожаные перчатки – помпезно дорогие и, на мой взгляд, к одежде не подходящие.