— Простите, — повернулась я к ведьме.
Один вопрос так и не давал мне покоя. Знахарка недовольно повернула голову ко мне, она явно очень устала после того, как занималась волчонком, и сейчас, похоже, мечтала только об одном — чтобы ее оставили в покое, но волки снаружи запретили ей выходить из большого дома, чтобы не стать добычей летучих мышей.
— Ну?
Я понизила голос до шепота, чтобы никто не услышал:
— Я…хочу спросить кое-что…
— Ну, — она откинула голову назад, уперлась о стену, закрыла глаза. Только едва подрагивающие пальцы на коленях, с черными ногтями, выдавали то, что старуха бодрствует.
— Расскажите мне о Марии.
Она в ответ только фыркнула:
— Не доверяешь?
Я смутилась. Нет, не недоверию. Я знала, что Лиам не обманывает меня — так искренно целовал меня при встрече, так самозабвенно защищал, и дело совсем не в том, что я ношу под сердцем его малыша. Он видел МЕНЯ, и думал обо МНЕ. Но все было крайне запутанно. Слова Марка и Лиама были похожи и в то же время сильно разнились, и чтобы не думать о летевшей в нашу сторону опасности, сметающей и сжирающей все на своем пути, я хотела занять свой мозг чем-то другим, нежели мыслями о вампирах.
— Мария сама заплатила за то, чтобы забеременеть. Я предупреждала — умрешь до того, как оформится плод, сил не хватит выносить ребенка, это под силу только истинным парам, и то только если их связывает настоящая любовь, требующая тонкой настройки, — при этих словах я поежилась, погладила свой животик, где спал маленький ген Лиама. — но она приняла решение, а кто я такая, чтобы спорить? Она этого хотела. Лиам думал, что спасет ее, если лишит ребенка жизни, но ничего не вышло, она не позволила ему этого сделать. Умерла, когда малышу в утробе не было еще и месяца…
— Боже…
— Большое горе, и мы уже думали, что он никогда не оправится от него, но ты… — она больно ткнула меня в бок своим крючковатым пальцем, — ты излечила его. Глаза горят. Жизнь бьет ключом. Он знает, чего хочет, знает, куда идет. Каждому волку нужна семья, а альфе — особенно. Когда волк видит, за что ему нужно сражаться, его жизнь приобретает совсем другой, более глубокий смысл…
Прошлое Лиама навсегда останется с ним. Как и мое. У него были свои тайны, свои секреты в шкатулках памяти, у меня — свои. Сердце обливалось кровью, но слушала знахарку.
— Я думала, — сглотнула, боясь признаться самой себе в том, почему поверила Марку. — Я думала, что первый его шрам на запястье — это просьба о том, чтобы Мария забеременела,— О нет, — она отмахнулась от моих слов, как от мухи. — После того как Мария умерла, он пришел ко мне в хижину и попросил у судьбы истинную пару. Его не было в деревне много лет, и когда вы вдвоем появились на моем пороге, я все поняла.