И я могу ее понять…
Марк ей все рассказал. Все, что я хотел скрыть, чтобы она чувствовала себя легче, проще, не волновалась по пустякам. Да, это было глупо — запрещать жителям деревни рассказывать о Марии. Все мы имеем скелеты в шкафу, но это не повод стыдиться прошлого.
Только возвращение в охотничий дом, взгляд со стороны на обветшавшее строение напомнило мне, как много времени прошло с тех пор, как Мария ушла из жизни. Пришло время двигаться дальше.
Дальше.
Вынимаю из кармана нож Марка. Он хорошо заточен это видно по тому, как весело отскакивает солнечный зайчик от дневного луча, скользнувшего по его высококлассному лезвию.
— Лиам, что ты делаешь? — Аурелия расширяет глаза еще больше, напуганная тем, что видит. Я веду острием по вене, и капли крови падают в снег, бутонами дивных цветов расползаясь по колким снежинкам.
— Хочу спасти тебя, золотко.
— Но… как?! Что ты хочешь сделать?
Пришло время правды, и я твердо беру ее за запястье, поднимаю рукав куртки вверх, обнажая тонкую сливочную кожу, под которой бьется тонкой ниточкой пульс. Прикладываю нож. Девушка дергается, но ей не справиться с мужчиной. Ее сердце меняет ритм, бьется от страха все быстрее, отчего аромат моей истинной пары расползается тягучими волнами по всей поляне.
— Клянусь перед духами леса, что не сделаю ничего плохого. Я дам немного сил и крови своему ребенку, чтобы он не убил тебя.
Прикладываю руку с кровоточащей раной к ее порезу и жду, когда наши потоки сольются в один, не обращая внимания на ее возражения. Через несколько мгновений лицо Аурелии разглаживается — боль уходит, волчонок внутри нее принимает кровь отца, альфы стаи, и успокаивается. Он еще слишком мал, но уже на таком сроке проявляется его звериная сущность…
Аурелия прикрывает глаза. Я подхватываю ее под мышки, притягиваю к себе. Пока она так расслаблена, так слаба, так погружена в эти новые ощущения, так беззащитна, она кажется мне прекрасней, чем прежде. Я не жду, пока она откроет свои невероятной глубины глаза, приближаю лицо и обрушиваю на ее губы всю сокрушительную силу своей тоски по ней, прося таким образом прощения за все ошибки, которые совершил за это время. Язык врывается в ее рот и прокладывает новые пути к концентрированному удовольствию, позволяя пить ее волшебный запах, ее ванильную сладость.
Девушка откликается и проявляет инициативу, и я понимаю, что ее инстинкты сейчас сильнее разума. И если она решила не иметь со мной ничего общего после слов Марка, то здесь и сейчас она не может противостоять нарастающему желанию, той страсти, что пружиной закручивается в ее животе, готовясь выстрелить прямо в грудную клетку, перехватывая дыхание.