— Ах ты, гадина! А ну вертайся взад!
На гадине я изумилась — неужели мне? На взаду успокоилась — свинье. А потом схватила пацана за рукав холщовой рубахи, тормознув на полном ходу:
— Стой!
— Чего тебе?! Пусти, ведьма!
— Какая я тебе ведьма? — разозлилась. — Я травница!
— Пусти, сказал, — фыркнул он, делая хмурое лицо. — Кабанчика догнать нать!
— Скажи мне, где можно купить масло? У вас тут рынок есть?
— Какое ещё масло?
— Любое растительное. Ну такое, жидкое.
Пацан рванулся было, но от меня далеко не убежишь. Поэтому он скорчил гримасу и мотнул головой назад:
— Это тебе в княжьи хоромы нать! У ключницы тамошней всё есть!
— А как.
Мальчишка рванулся в сторону и оставил у меня в руке заплатку с рукава, а я увидела только босые пятки, улепётывающие в ту сторону, куда убежал кабанчик. Отбросив тряпицу, я хмыкнула и пошла дальше по улице. Язык до Киева доведёт. В моём случае — до княжьих хором.
Когда я спрашивала дорогу, прохожие тётки и дядьки смотрели диковатыми глазами, но неизменно кивали на самый высокий терем в конце улицы, уходящей вверх. Ну, туда так туда. И не надо на меня так смотреть, травница я начинающая. Надо побольше висюлек и побрякушек на себя нацепить в следующий раз.
Парадную лестницу терема охраняли два дружинника, одетые чуть побогаче, чем тот, на воротах. Покосившись на их кинжалы у пояса и мечи в руках, я вежливо спросила:
— Где бы мне найти ключницу?
— Туда ходи, — правый дружинник ткнул в пристройку к терему. — Там ключницу и найдёшь.
— Спасибо, — ответила и пошла в указанном направлении.
В пристройке было сумрачно и прохладно. Там стояли лари и сундуки и не было ни души. Пожав плечами, я пересекла помещение и открыла следующую дверь. Ещё одна кладовая... И дальше тоже. Но с третьей дверью мне несказанно повезло. Я попала в самую настоящую древнерусскую кухню. Там было жарко, душно, ароматы запечённого мяса и густого супа наполняли воздух — такой плотный и вкусный, что у меня в животе заурчало. Печь в этой кухне стояла просто огромная. Какая-то помесь между настоящей русской и средневековой иностранной — с очагом, вертелом, с шестком и чугунками. Как раз на вертеле и запекался толстый поросёнок, а чумазая девчонка, то и дело шмыгая и вытирая нос, крутила ручку. С другой стороны толстая баба в красном сарафане и с обвязанной платком головой вынимала из горла печи румяные караваи длинной деревянной лопатой. В углу костлявая как смерть тётка рубила топориком на чурбаке головы отчаянно квохчущим курам.
Я попала в самую середину этой поварской вакханалии и с отчаяньем в голосе спросила: