Луэллину это имя было знакомо – путешественник, писатель, человек разносторонних интересов и обширных знаний во многих областях науки – археологии, антропологии, энтомологии. Он слышал, что нет предмета, в котором сэр Ричард Уилдинг не был бы сведущ, хотя не считал себя профессионалом. Ко всем своим талантам, он обладал еще и даром скромности.
– Я, конечно, о вас слышал, – сказал Луэллин, – и с удовольствием читал ваши книги.
– А я, доктор Нокс, бывал на ваших проповедях. Вернее, на одной из них, в «Олимпии», полтора года назад.
Луэллин взглянул на него с искренним изумлением.
– Вас это, кажется, удивляет, – заметил Уилдинг, насмешливо улыбнувшись.
– Признаться, да. Что вас, интересно, туда привело?
– Откровенно говоря, я пошел, чтобы потом раскритиковать вас.
– Это меня не удивляет.
– И, кажется, не раздражает.
– С какой стати?
– Ну вам же не чужды человеческие эмоции, и вы, как я полагаю, верите в свое предназначение. Или это только мои предположения?
Луэллин слабо улыбнулся:
– Нет, вы правильно предполагаете.
Уилдинг немного помолчал, а потом с обескураживающей пылкостью произнес:
– Вы знаете, мне очень интересно встретиться с вами вот так. После той проповеди ужасно захотелось с вами познакомиться.
– Это было нетрудно осуществить.
– В известном смысле – да. Но для вас это была бы обязывающая встреча. А мне хотелось поговорить с вами в такой обстановке, где вы могли бы, если бы захотели, послать меня к черту.
– Ну что ж, сейчас как раз подходящий для этого случай. У меня больше нет никаких обязательств.
– Вы говорите о здоровье или о взглядах? – внимательно взглянув на него, спросил Уилдинг.
– Я бы сказал, что это вопрос функциональный.
– Гм. Не очень понятно.
Луэллин ничего не ответил.
Уилдинг стал складывать свои вещи.
– Мне хотелось бы объяснить, как получилось, что я попал в «Олимпию» на вашу проповедь. Буду откровенен, потому что, полагаю, вас не может оскорбить правда, в которой нет злого умысла. Мне очень не понравилось и до сих пор не нравится все, что символизировала собой та проповедь. Не могу выразить, какой протест вызывают у меня массовые религиозные мероприятия, да еще транслируемые по громкоговорителю. Они оскорбляют во мне все чувства.
Уилдинг заметил, что по лицу Луэллина скользнуло едва заметное насмешливое выражение.
– Вам мои рассуждения кажутся глупыми, слишком английскими?
– О нет, я воспринимаю их как некую точку зрения.
– Так вот, как уже говорил, я пришел на проповедь, заранее настроившись критически. Зная, что буду оскорблен в лучших чувствах.
– А ушли, примирившись?