Энн Прентис стояла на платформе вокзала Виктория и махала рукой.
Поезд, как обычно, несколько раз судорожно дернулся, тронулся с места и, набирая скорость, поспешил к очередному проходу. Темная головка Сэры скрылась из виду, Энн Прентис, повернувшись, медленно направилась к выходу.
Она была целиком во власти того странного смешения чувств, которое мы порой испытываем, провожая близких людей.
…Милая Сэра – как ее будет недоставать… Правда, всего каких-то три недели.., квартира без нее опустеет… только они с Эдит, две скучные немолодые женщины.
А Сэра такая живая, энергичная, решительная…
И все равно, по-прежнему ее маленькая темноволосая дочурка…
Да что это! Что за мысли! Сэре они бы страшно не понравились – как и всех ее сверстниц, девочку раздражает любое проявление нежных чувств родителями. «Что за глупости, мама!» – только от них и слышишь.
От помощи они, впрочем, не отказываются. Отнести вещи дочери в химчистку, забрать оттуда, а то и расплатиться из своего кармана – это обычное дело. Неприятные разговоры («если Кэрол позвонишь ты, мама, это будет намного проще»). Бесконечная уборка («Ах, мамочка, я, разумеется, собиралась сама все разобрать, но сейчас я просто убегаю!»).
«Когда я была молодой…» – подумала Энн, уносясь мыслями в далекое прошлое.
Энн росла в старомодном доме. Когда она родилась, матери было уже за сорок, а отцу и того больше – он был старше мамы то ли на пятнадцать, то ли на шестнадцать лет. И тон в доме задавал отец.
Любовь не считалась там чувством само собой разумеющимся, а потому выражать ее никто не стеснялся: «Моя дорогая малютка!», «Папино сокровище!» и «Чем я могу тебе помочь, милая мамочка?».
Уборка, разнообразные поручения, ведение бухгалтерских книг, рассылка приглашений и прочих светских писем – все эти занятия были для Энн привычными и естественными: дочери существуют для того, чтобы помогать родителям, а не наоборот.