Постаралась проскользнуть мимо Вити в спальню, хотелось принять ванну и успокоить тот ураган, что бушевал в душе, но разве он бы дал уйти от разговора? Поймал за кисть, больно сжав ее, и прижал к стене, прямо как в день аварии.
— Ты принадлежишь мне, только мне и никому другому! Чтобы больше не слышал ни о каких подругах, они только семьи разрушать горазды, и ни о каких прогулках, ты не будешь уподобляться тем курицам, что разгуливают по городу, пока их мужья занимаются делами!
— То есть бухать с друзьями и не ночевать дома — это, по-твоему, дела, из-за которых я должна ждать тебя на диване, чинно сложив ручки на коленках? — спросила зло.
Еще никогда у нас не было такого жесткого скандала, все те споры, что были до, не идут ни в какое сравнение. Витя позволил отлипнуть от стены и впечатал в нее еще сильнее, из-за чего как тряпичная кукла ударилась головой.
— А вот это, моя милая женушка, тебя не касается! Я все сказал, снимай с себя это убожество. С расширением бизнеса я совсем забыл про твое тело, пора это исправлять.
И вот тут меня пробрало недоумение и страх одновременно, почему-то не хотелось делить с ним кровать, не хотелось, чтобы он ко мне прикасался.
— Нет.
До моего ответа он уже отпустил, и даже пару шагов в сторону спальни сделать успел, но после отказа развернулся, сжав руки в кулаки.
— Что ты сказала?
Маленькая девочка, которая всегда сжималась от этого тона и пыталась забиться как можно дальше, полностью соглашаясь с мужчиной, куда-то пропала, а та, что подняла голову, та, что напомнила — можно жить иначе, требует до последнего отстаивать свое мнение.
— Когда ты из того парня, которого я полюбила, превратился в такого урода?
Витя в шоке уставился на мое лицо, до него постепенно стал доходить смысл слов, а когда дошел, подлетел ко мне, схватился за края выреза длинной юбки и дернул в разные стороны, разрывая мягкую ткань.
— Хочешь увидеть настоящего урода? Я его тебе покажу.
Сейчас это был не тот человек, которого когда-то назвала своим мужем, не тот парень, что приглашал на свидания и трепетно ухаживал, это был изверг, который в клочья разрывал одежду и мою душу.
Я боялась отпускать силу, боялась защищаться ею от собственного мужа, иначе могла убить. Именно этим объясняла то, что терпела адскую боль внизу, когда Витя, не беспокоясь обо мне, поставил раком, сжал волосы в кулак и прижал лицо к шершавой стене в декоративной штукатурке. Терпела, когда щеку щипало от мелких царапин, ведь он ритмичными движениями вдалбливался в неподготовленное тело, он наказывал за то, что посмела открыть свой рот, за то, что нашла в себе силы сопротивляться его воле. Разве так поступают с женщиной, которую любят?