От скудного, стухшего корма наши тела уже давно превратились в скелеты, хорошо это не так заметно под плешивой шкурой. После года в заточении уже перестал верить в удачу, просто плыву по течению, полностью растворившись в днях, выгрызая надоедливых блох, когда раны позволяют двигаться.
И вот, очередная травля, нам открывают лаз и мы бежим, скорее по инерции, чем по-настоящему мечтая вырваться из этого ада. Мы уже давно перестали мечтать, из нас это выбили током и транквилизаторами. А еще делают ставки, слышал как-то от глумливого охранника. По лесу расставлены камеры, слабо одаренные гоняют нас, а те, что у верхушки, ставят на определенное расстояние, которое, по их мнению, тот или иной оборотень сможет пробежать.
В этом плане мы милосерднее, если в наши руки попадалась ищейка, мы его или ее убивали. Не мучили, как они нас, а милосердно обрывали жизнь неугодного. Как меня вообще поймали? Как оказался тут? Не помню.
Нос уловил запах жаренного мяса, даже не поверил сначала, думал, что все, благое сумасшествие смилостивилось и наконец завладело мною. Лапы сами ускорились, выжимали из меня последние крупицы сил, мне было даже без разницы на то, что где-то там еще одна ищейка, молодая, возможно даже ребенок. Неужели они позволили своему молодняку участвовать в этом? Я оборву его жизнь быстро, не буду уподобляться этим извергам.
На поляне помимо ищейки были обычные люди и двое детей, только из-за этого замер. От девушки с ножом пахло страхом и чем-то таким невероятным, таким, что хотелось подойти к ней, лечь в ногах и умолять о ласке. Она - мой враг, но это знание не могло заставить оскалить клыки и впиться в мягкое, податливое горло, пока то не покрылось твердой броней.
Это какая-то новая задумка ищеек? Не понимаю. Девушка смотрит мне в глаза, я словно слышал ее мысли, слышал ее мольбу не трогать остальных, что сейчас спешно стараются исчезнуть. Аккуратно положила нож на стол и стала медленно идти ко мне. Она же даже боевую форму не принимает, почему? Что она задумала? Я должен убить ее, должен сократить их братию на одну женщину, но тело не повиновалось, оно замерло в ожидании, когда ее руки коснуться меня.
Остальные пленники позади, они боятся, чувствую их страх и не могу осуждать, слишком многое оказалось позади, слишком много издевательств пережили. Вот она дотронулась до ошейника и я почувствовал запах ее крови. Разве я не должен жаждать этого запаха? Разве не должен сделать так, чтобы она истекала кровью? Обязан, но не могу, хочется самолично разгрызть специальный ошейник, лишь бы она больше не ранила об него свои нежные пальцы.