— Николь, — мужчина вскинул ладонь на висящие плети и стеки, — прошу.
Девушка непонятливо уставилась на спокойного Августино и опешила, когда вампир убедительно кивнул в сторону пыточного арсенала.
— Ты злишься на Самиду, — он прошелся по помещению размашистыми шагами, — а она чувствует вину за то, что передала мне твои слова. И чтобы между вами вновь наладились отношения, — Августино остановился перед Николь и цокнул, — ты должна выпороть ее.
— Я не совсем понимаю, — девушка выглянула из-за плеча мужчины и посмотрела на затылок Старшей, — я ведь не злюсь.
— Еще раз солжешь мне, — Августино грубо схватил девушку за подбородок, — я закую тебя в колодки на пару недель. Будешь гадить под себя и рыдать от онемевших мышц по всему телу.
— Возможно, чуточку и злюсь, — пробубнила Николь.
— Золотце, — вампир чмокнул ее в нос, — никакой жалости. Если увижу, что ты выкладываешься не вся, я клянусь своими клыками, живьем сдеру кожу с твоей хорошенькой задницы и запру с Арни. Ясно?
— Я никогда никого не порола, — девушка сложила бровки домиком.
— Вот я тебя и учу, — добродушно улыбнулся вампир, — я хочу увидеть твою темную сторону.
Девушка неуверенно шагнула к стенду с плетками и с похолодевшим сердцем уставилась на хлыст с серебряной рукоятью. Рубцы под тканью заныли.
— Возьми его, — шепнул Августино в ухо, — к черту все эти мягкие плеточки, они для детей.
— Мне страшно, — Николь вытерла вспотевшие ладони о подол платья.
— Я же рядом, — мужчина прижался щекой к виску девушки, глядя на голую Самиду, — накажи мою девочку, освободи ее от чувства вины. И освободись сама от обиды.
Августино мягко толкнул Николь вперед, и та решительно сняла с крючка изящный тонкий хлыст. Не было смысла пускать нюни перед вампиром, который хотел острого зрелища. Отогнав от себя жалость к Старшей, Николь крепко ухватилась за холодную серебряную ручку и для пробы хлестнула воздух перед собой, и прозвучал чарующий свист. Стэк был ни тяжелым, ни легким и идеально лежал в ее ладони. Изысканная жестокость оплела прут тонкими полосками телячьей кожи и вросла в рукоять цветочными узорами. Никаких денег не жалко за такую прелестную вещицу, если ты любишь пороть людей.
Николь бесшумно подошла к Самиде и широко замахнулась, целясь в упругую загорелую задницу. Прут с приятным визгом опустился поперек ягодиц Старшей, которая тихо заскулила. На коже Самиды пролегла белесая полосочка, которая начала тут же исчезать.
— Сильнее, — Августино внимательно следил за Николь, — и не надо так высоко вскидывать руку.
Девушка почувствовала колючую обиду на мужчину за его поучения и непрошеные советы. Николь хотела сама понять, как работать с хлыстом, испробовать на вкус каждый удар. Сжав зубы, она замахнулась еще раз и воздух затрещал громче, а фамильярка глухо вскрикнула. Кровь Николь закипела в венах от злости к черноволосой девке, которая была невероятно соблазнительна с розоватой полоской на попе. Вот как Николь выглядела! Она висела голая на перекладинах и дико возбуждала своей беспомощностью извращённого вампира, который рассекал ее кожу до крови, не жалея и не сдерживая себя. Николь со скрежетом в зубах опустила прут на бедра коварной и лживой фамильярки, сдавшей ее Своему Господину с потрохами. Самида задергалась, дребезжа цепями, и закричала. На коже выступили синевато-красные точки, которые выстроились в кривой ряд живого созвездия. Николь взмахнула еще раз и прут коснулся опухшей полоски, вызвав истеричный визг жертвы. Девушка обрушивала удар за ударом, выпуская наружу демона, который был зол и исходил ненавистью к Самиде за то, что она была пленительно красива и за то, что она принадлежит Августино и останется с ним, когда Николь покинет его дом через год и станет достоянием каждой клыкастой мрази. Будет принадлежать всем и никому!