— Достаточно, — Августино перехватил ее руку и крепко зафиксировал, — а теперь посмотри на свою работу.
Николь уставилась лихорадочным взглядом в множественные кровоподтеки и темные синяки, которые чернели на глазах. Из вспоротой кожи стекали алые капли по бедрам и икрам до самых розовых пяточек. Фамильярка всхлипывала и неразборчиво молила о прощении у Николь. Горячие слезы капали на бетонный пол и оставляли уродливые кляксы. Николь была в ужасе от своей неконтролируемой агрессии и непонятно откуда взявшейся ревности к Самиде и Августино.
Девушка дернулась в руках вампира, остервенело пихнула его в грудь и со слезами на глазах выбежала из пыточной. Она сама незаметно для себя становилась жестоким чудовищем, которое выплескивает свои обиды и злость на других. Николь перескочила ступени и стремглав побежала прочь из безумного дома. Она толкнула дверь и вырвалась на улицу. Холодная ночь дохнула на нее морозом, и девушка побежала дальше по мокрой шуршащей гальке к воротам.
— Николь! — позади нее раздался громогласный зов Августино, — не совершай ошибку!
— Да сожри ты меня уже! — девушка с яростью в глазах повернулась к нему и закричала, — давай, ублюдочный кровосос! Сделай то, что должен и отвалите от меня все нахрен! С меня хватит твоих игрищ и манипуляций, сраный гандон! Я ничего тебе не сделала, чтобы ты так издевался надо мной!
— Я даю тебе шанс успокоиться, — вампир шагнул к ней с раскрытыми объятиями, — и обещаю забыть твои бранные слова.
— Пошел ты в задницу Кардинала! — завизжала Николь, — да чтоб ты сдох от осиного кола в сердце, мудила!
— Это моя ошибка, — мужчина мягко ступал босыми ногами по белым камешкам, которые зловеще поскрипывали под его шагами, — я переоценил тебя.
— Ненавижу! — заверещала Николь и припустила к воротам порывистым бегом.
Августино устало вздохнул и уверенно устремился за убегающей девушкой, чье платье развевалось за ней мягким полотнищем. Мужчина нагнал визжащую жертву и с недовольным рыком повалил на гальку. Она била его по груди, с разъяренными криками пинала, но вампир был сильнее и ловчее. Он молча скрутил ей руки, перевернул на живот и сел сверху, придавив к влажным камням.
— А как же вечность, — он тихо прошипел над ее ухом и зло тряхнул, — и разговоры с Богом?
— В жопу Бога! — Николь клацнула зубами и откинула голову, открывая белую шею, — давай уже, кусай!
— Мне нравится твое рвение накормить меня, — Августино хохотнул, — но мы с этим повременим. Мне была необходима твоя истерика и я специально тебя выводил на нее. Срыв должен случиться в первые три дня, золотце, иначе твой гнев ушел бы слишком глубоко в подсознание и отравил безумием.