Некогда фарфоровое лицо было покрыто струпьями и мокнущими ранками. Бледные губы кровили, а на подбородке красовалась гнойная язва. Его шикарная шевелюра была похожа на воронье гнездо, из которого торчала платиновая прядь, будто кто-то отрезал часть волос у отца Николь и прицепил к голове вампира. Радужка черных глаз мужчины был испещрена льдистыми прожилками лазурита.
Мужчина привалился к толстым прутьям и оскалился, обнажая гнилые зубы, и Николь с визгом ужаса уронила чашу на пол и отползла в угол. Чертовы цепи оглушительно дребезжали и бряцали, чем только веселили вампира, который хрипло смеялся над страхом своей жертвы.
— Золотце, — прокуренный и пропитый голос заставил ее задрожать всем телом, — только твои крики мне и помогают бороться со страданиями гниющих чресел.
Вопль Николь взмылся к потолку, и Августино прикрыл глаза, прижимаясь синюшной щекой к стальной решетке:
— Услада для моих ушей, — он кашлянул как больной чахоткой, — меня одно интересует, как они смогли прожить так долго? Вот уж тайна сия велика.
— Августино, — Николь укрылась грязным тюлем и опять задрожала.
— Да, золотце? — вампир утомленно посмотрел на девушку.
— Они пованивают, — она метнула быстрый взгляд на повешенных.
— Правда? — Августино обернулся и наигранно принюхался к воздуху, — действительно.
— Убери их! — Николь почти плакала, — я умоляю тебя!
Вампир вновь вдавил щеку в прут клетки, насмешливо поглядывал на пленницу, которая тут же отвела от него взгляд, не в силах смотреть на больное чудовище.
— Поцелуй меня, — тихо прохрипел мужчина, задыхаясь от каждого слова, — и так уж и быть я избавлю тебя от лицезрения мертвых торчков. Разве я могу отказать такой милой девочке?
Августино с трудом справился с замком и ввалился в клетку ходячим трупом — никакой хищной грации, ловкой уверенности в движениях. Шелковый халат висел на нем как на тощем и изможденным голодом и жаждой узнике.
— Я, — он заскрипел костями и присел на корточки перед бледной Николь, — только тебе и показался. Я тебе нравлюсь таким?
— Нет, — едва слышно шепнула девушка, вжимая голову в плечи.
— Иногда лучше солгать, золотце, — мужчина коснулся ее щеки желтыми пальцами, — ну же, поцелуй меня. Я соскучился.
Николь медленно втянула воздух через нос и решительно обняла истощенного чужими хворями вампира, натягивая звенящие цепи. Она ненавистно въелась в кровоточащий и язвенный рот, нагло и беспринципно укусив Августино за обветренную нижнюю губу, провела языком по крепко сжатым зубам и отпрянула, надменно вскинув бровь.
— У тебя совсем никаких границ нет, — вампир скривился и прошипел, — я ведь весь гнию заживо!