— Правила есть правила, — невесело отозвался другой.
Николь закашляла и с трудом проглотила безвкусные пилюли. Похититель насмешливо погладил ее по голове:
— Вот и умница.
Больше не было смысла бороться — она слабая, со связанными руками и только что съела какую-то отраву. Николь молча откинулась назад и судорожно вздохнула. Медленно к ней подкралась сонливость, и она утонула в клейкой темноте. Кошмар не хотел ее отпускать — он тянул ее на дно, пугал страшными маньяками, клыкастыми чудовищами и неизбежной смертью.
Возможно, прошла вечность, а, возможно, всего минута. Во сне никогда не поймешь, как течет время, но забытье Николь истончилось и пошло трещинами. Приглушенные голоса казались колокольным звоном - голова гудела и была готова вот-вот лопнуть от любого неосторожного движения. Страх за свою жизнь окатил ее как ведро ледяной воды, и она приподнялась на локтях, осматриваясь по сторонам. Перед глазами все плыло, онемевшие руки не слушались, а кишки были связаны узлом боли. Николь крутила головой и щурилась, чтобы сфокусироваться, но видела только расплывчатые и мутные пятна в полутьме. Лишь черно-белый узор мраморной плитки на полу был четким, но стоило ей поднять глаза, как все резко размывалось. Судя по недовольным голосам, вокруг нее столпилось несколько человек.
— Ты нарушил правила, Амедей, — сухой мужской голос прокатился по полу ореховыми скорлупками, — открылся перед смертной и не убил ее.
— Это называется милосердие, — скучающе ответила подергивающая тень. Голос мягкий как шерсть у месячного крольчонка, — ты уже и забыл о таком простом человеческом чувстве.
— Тогда, мой друг, — безэмоционально продолжила другая тень, — ты должен был сделать ее своим фамильяром.
— У меня не сложилось с ними, — зло процедил Амедей, — от этих болванов толку никакого.
— То, что твой фамильяр ударился в веру, — прошелестел женский голос, — показывает лишь твою несостоятельность. И безответственность.
— Я его наказал, — фыркнуло пятно, — а девчонке просто не повезло, слишком уж она деятельная оказалась.
— Правила, Амедей, — гаркнула тьма рядом с Николь, — ты должен был ее убить!
— Да она ничего бы не вспомнила! — устало отозвался мужчина, — я ей мозги промыл, но вы всё испоганили.
— Ты всегда считал себя особенным, — ядовитый голос пополз змеями по узорам на полу, — и думаешь, что закон для тебя не писан.
— Но я же здесь, — рассерженно хохотнул Амедей, — и вы отчитываете меня как мальчишку. Не было у меня сил убивать девку, стариковская кровь дала о себе знать. И еще, как-то грешно губить невинную душу в Церкви под Божьим ликом.