Но нет. Зажигаем катушки дневного света и видим — серая раненная птица бьется в конвульсиях. Вокруг осколки разбитого стекла, а за бывшим окном бушующая гроза, ливень, который заливает пол, холодный и завывающий ветер. Мы встали и молчим. Секунда-две, я сажусь на корточки, протягиваю руку к головке голубя и вижу, как неестественно распласталось тело.
— У этой птички переломаны кости, — медленно говорю я.
— Убей её. Так будет милосердней, — тихо говорит стоящая надо мной Мадлена.
Пауза.
— Давай я это сделаю, — произносит Геролт и делает шаг навстречу ко мне.
Жестом останавливаю его. Я всё ещё сижу на корточках, смотрю на птицу. И вижу как она еле-еле поворачивает свою маленькую головку на меня и в глазах проблёскивает неведомые для такой птицы интеллект и просьба. Просьба о помощи. И тело обмякает.
— Геролт, бегом за Франциском! — командую я, не отрывая взгляд от птицы.
— Так он же в стельку пьян! — икая объясняется не менее трезвый Геролт.
— Я сказала быстро! — уже на тон выше произнесла я.
— Что ты удумала!? — с ужасом в голосе говорит Геролт.
— Будем воскрешать!!!
И вот 4 переводчика с Факультета Языков Высших Сознаний, зная некромантию только в теории, рисуют пятиконечную звезду вокруг голубя. Вспоминая сейчас этот эпизод невольно задаешься вопросом: а о чем бы подумали Дипломатники, если бы увидели нас тогда на кухне на корточках вокруг дохлого голубя? На ум приходит только одно: что я батварю паленый самогон, который накрывает всех и сразу! Но не об этом. Спустя несколько часов перекачки энергии в голубя, под рассвет, полностью обессиленные, мы замечаем, как начинают подёргиваться лапы, а после и всё тело голубя. Взмах крыла, переворот, и птичка серого цвета с облезлыми торчащими перьями на голове извергает из своего маленького клюва:
— Ёпт-ёпт, Вас-вас-василий меня звать, — по-блатному расхаживая заговорила птичка-невеличка.
Мои Коллеги и я в хохот. Кто ж знал, что магия языковедов несет такие побочки? И после недолгого конского ржача остро встал вопрос: что делать с птицей? На улицу не выпустишь — слишком слаб еще. Да и если Декан узнает об использовании запретной магии - вообще взашей всех выгонит. И будем вместе с Василием на жёрдочке меж жизнью и смертью сидеть. Поэтому было принято решение несимпотишного матершинника оставить инициатору проекта — то есть мне. Каждый день я его кормила, поила, учила культуре речи и получилось что-то вроде этого: в темноте на кухне шуршание, постукивания — я включаю катушки дневного света — и вижу Василия, поедающего последний общажный кусок хлеба из хлебницы. Василий гордо распрямляется, держа в клюве кусок, бросает его и с резкими кивками головы в стороны спрашивает: “Бушь? Иль не бушь?” — и после недолгой паузы: “Я — бушь!”. На языке Василия это сверх галантность — предложить последний украденный кусок хлеба голодной даме. В обычной же ситуации он бы просто послал в клоаку проходимца, даже если бы этот хлеб принадлежал этому же проходимцу.