И пока разговор складывался наилучшим для Аттора образом, он не вмешивался. Наслаждался пищей, рассматривал пчел, делал вид, что витает в облаках… Но вот прозвучал вопрос, которого он ждал, но опасался. Ведь ответ на него огорчит Энабетт. А после ночных происшествий хотелось поберечь девушку. В конце концов, он же должен заботиться о самочувствии своих подчиненных, ведь так?
Но вопрос о судьбе Тэрэсса был задан.
— Как он?
И Аттор понял, что дальше изображать безразличие к разговору не сможет. Да и выражение лица герцога после этого вопроса требовало отдельной расшифровки. Слишком насмешливое.
Как будто герцог уверен, что Энабетт итак знает ответ на свой вопрос…
Как будто он подозревает ее в этом…
— А что вам, эсса, известно о ночном происшествии?
— Только то, Ваша Светлость, что я уже рассказала лэстору Лэс Реми.
— И больше ничего?
— Ничего.
Аттор на мгновение поймал быстрый колкий взгляд Его Светлости.
— Ваш бывший коллега получил такой же ментальный приказ, как и граф Лэ Ррек. Он пытался противиться ему, поэтому его магия стала нестабильной. А когда голем вмешался, произошел взрыв и пожар. Ну а дальше с эссэром Риком случилось тоже, что с и графом Лэ Ррэком, — герцог еще раз переглянулся с Аттором. В бесцветных глазах старика плескалась злая насмешка.
Неужели он действительно подозревает Энабетт? Но если это не он и не она… To кто?
— И что с ним случилось, Ваша Светлость? — прозвучало со страхом.
— Он умер.
На мгновение на террасе все замерли. Старик, наслаждающийся эффектом с мерзкой улыбочкой на бледных губах. Девушка, широко распахнувшая глаза. И Аттор, не сводящий с нее взгляда.
Уже по-летнему яркое солнце теплыми лучами гладило кожу, ласковый ветер осторожно перебирал листья шиповника и разносил его аромат, где-то совсем рядом жужжали пчелы,
— Не может быть, — одним губами прошептала Энабетт, теряя сознание под отчетливое хмыканье Его Светлости.
Нет, нельзя было допускать этого вопроса. Нельзя.
— Финэ, воды и нюхательной соли! — приказал Аттор, под пристальным вниманием герцога забирая обмякшую девушку со стула на руки и занося в дом — прохлада и тень ей сейчас будут полезнее жары и солнца. Тяжесть ее тела приятно оттягивала руки, даже несмотря на усталость.
Усадив Энабетт на софу в прихожей и, увидев, что девушка приходит в себя, Аттор услышал рядом с собой осторожный глухой стук женских каблучков.
— Давай соль и воду, — протянул он руку, не оглядываясь.
— О чем ты, дорогой мой? — спросил мелодичный женский голос.
Аттор резко обернулся.
Ирия.
Какого эржа?
Энабетт
Перед глазами все плыло, а тело все еще помнило прикосновения теплых рук Аттора, стоящего сейчас рядом с нечитаемым выражением лица и смотрящим не на меня, а на женщину, от появления которой мне стало совсем неуютно.