Я входила одной из первых. Одетая в длинное белое платье из мягкой струящейся ткани, с открытыми плечами, спиной и широким поясом, расшитым мелкими бриллиантами, я походила на мифическую нимфу. И моя прическа, созданная из рассыпанных по плечам «естественных» локонов, перевитых нитками белого и розового жемчуга, лишь усиливала сходство.
В этот раз меня прихорашивали несколько часов специально приглашенные стилисты. Где они были перед прошлым балом, я не стала спрашивать. Вполне вероятно, их отсутствие тогда тоже было частью провокации, задуманной распорядителями. Сегодня же эти самые распорядители задумали нечто совсем другое. Потому что я была не единственной в таком образе. Идущие рядом невесты, тихо шуршащие платьями и перестукивающиеся каблучками, были одеты так же. Наши наряды отличались между собой разве что нюансами, оттенками и видом драгоценных камней.
Мы — «золотая десятка». Девушки, сумевшие не только заинтересовать собой всех принцев, но и остаться у них в списках. Журналисты назвали эти списки каталогами счастливиц. Я же про себя звала их гаремами. Но другие невесты действительно считали, что им очень повезло. Что ж, в отличие от меня, они принимали участие в Отборе добровольно.
А мне хотелось не то нервно смеяться, не то зло шутить. Потому что последние дни показали, что я круто вляпалась в это шоу. И если услышанное от Лэ Эсти признание о том, что во мне видят будущую королеву, казалось бредом, то после поведения и интервью, взятых у принцев, я понимала, что это еще были цветочки.
В среду кронпринц поразил неожиданно милым и чутким общением. И с чего бы Адану было так хорошо относиться ко мне? Кроме того раза после моего обморока в кабинете у Аттора мы и не общались больше. А на теннисных кортах даже двумя фразами не перекинулись. В субботу же он удивил меня еще больше, заявив, что я — одна из пяти самых интересных для него девушек.
Ронар тоже нашел, чем в четверг удивить меня. Ожидая от него очередных нападок, я была обескуражена тем, насколько дружелюбным и галантным он вдруг стал. Конечно, я подозревала, что это — игра на публику и не более. И все время подспудно ждала какой-то неприятности. Например, тихого шепота на ушко со словами «я знаю, что вы все врете».
Или еще чего-то такого же. Но нет. Ронар был добр, вежлив и внимателен. А в субботу, в свойственной ему суховатой манере просто сказал журналистам, что я — остаюсь.
Пятничный Эйтан и вовсе устроил настоящее шоу с поеданием пирожных из моих рук. Причем делал это в такой манере, что мне было даже стыдно. И стоило больших усилий не выйти из образа посторонней, чтобы не попросить его вести себя более прилично. А после Эйтан, чтоб его шужжи покусали, и вовсе признался всему миру, что это он — тот самый, кто неделю назад уже дарил мне подарки.