Мы вошли в библиотеку, Август закрыл за собой дверь, потом привлек меня к себе и поцеловал.
Я так растерялась, что не ответила на поцелуй; я старалась не вспоминать ту ночь, которую мы провели вместе, и сейчас его объятия и его нежность всколыхнули во мне столько чувств, что я стояла, как вкопанная, прислушиваясь к стуку двух сердец: его и моего.
Август медленно отстранился и отпустил меня.
— Завтра гости уезжают, — сказал он спокойно и глухо. — Мы опять останемся сами по себе.
— Да.
Я не знала, что еще сказать.
— Скоро все кончится и все будет иначе.
Я опять промолчала. Что кончится? Что будет иначе? Как иначе? Что будет потом?
Но Август ничего не говорил, и я не стала задавать эти вопросы. Он многое скрывал от меня: узнаю ли я когда-то, что тяготит его? Что за тайны он скрывает?
— Будет прощальный ужин. Ты должна обязательно быть на нем.
— Я буду.
Август обнял меня — крепко, не пошевелиться и не вырваться! — и поцеловал в шею, потом его губы скользнули ниже, к ключице. Я не двигалась и глубоко дышала, прикрыв глаза. Я могла бы стоять так вечно.
— Майя, мне многое нужно сказать тебе. И я скажу. Обязательно. Потом… когда все уедут. Когда нам никто не будет мешать.
В дверь постучали. Август чертыхнулся и отпустил меня.
— Ну вот, опять!
Он открыл дверь; в библиотеку вошел генерал Вундерлих. Его острые глаза глянули на меня настороженно.
— Август, там прибыл гость. Он желает видеть тебя.
— Кто такой? — отрывисто спросил Август, не скрывая досады.
— Некий мастер Кланц.
— Кто?! — Август побледнел так сильно, что я забеспокоилась за него. Новость и меня поразила до глубины души.
— Мастер Кланц, — спокойно повторил Вундерлих. — Это не тот человек, который…?
— Да. Тот самый. Который лишил меня сердца. Сейчас я вышвырну его вон.
Август широкими шагами ринулся прочь, я помчалась следом.
На лестнице Август замедлил шаг. Теперь он ступал тяжело, как через силу. Его глаза были прикованы к человеку в парике с косицей, одетому в старомодный камзол и короткие штаны с чулками. На плечи гостя был небрежно наброшен дорожный плащ с пелериной, в руке он держал треуголку.
Кланц изменился за те два месяца, которые истекли с нашей встречи. Все тем же яростным огнем горели его черные глаза, и осанка была безупречной, но кожа приобрела более восковой оттенок, морщины стали глубже, а щеки ввалились.
Интересно, сколько ему лет? Семьдесят? Девяносто? Сто? Возможно, он был бессмертным, но моложе не становился.
Возле Кланца стояли княгиня и князь; они мило беседовали с гостем. Неподалеку, у груды чемоданов, почтительно ждал распоряжений мажордом.