Его руки начинают умело ласкать ее, один палец, потом второй, погружается в манящую узкую теплоту. Вторая рука крепко сжимает грудь. Он сходит с ума, он это не он.
– Одно твое слово, асфура, и я войду так глубоко, что дотронусь до твоего сердца. Скажи мое имя, мое имя на твоих устах…
Влада дышит тяжело и учащенно, она тоже в этом заколдованном круге, тоже словно под гипнозом. Где– то на задворках души просыпается возмущение, обида, ревность, а главное– здравый смысл… Она не сдастся, только не сейчас, только не когда он увидел ее слабость, увидел предательский огонь желания в глазах так близко.
– Ты воняешь той, другой,– бросает она ему в лицо, пытаясь освободиться от его захвата, но тщетно,– что, не удовлетворила, раз побежал за мной?
– Нет, даже на полпроцента. Только ты… Там, на ее месте, тоже была ты… должна была быть ты… Знаешь ведь, слышала,– рука продолжает свои ритмичные движения, выбивая из девушки сладострастные, но подавляемые ею стоны,– даже если перетрахаю всех в этом городе, в этой стране, в этом мире, мало будет. Нужна ты…
Пытается отстраниться. Нельзя, нельзя сдаваться. Только не сейчас, только не тогда, когда вопросов больше, чем ответов…
– Что означает эта татуировка?– спрашивает он ее, рассматривая в зеркале отражение ее естества,– я видел ее еще в первый день, когда ты спала, а я тебя ласкал руками…
Влада горько усмехается, с облегчением. Потому что знает– скажет правду– и прорвет лавину…
– Ты точно хочешь это узнать?– задает вопрос с горькой усмешкой.
– Говори,– твердо заявляет он.
– Это первая буква Его имени, только на русском…
Раздается шум бьющегося стекла. Вместо зеркала теперь перед ними черная кривая клякса. Его кулак в стекле и крови. Она падает, потому что он ее уже не держит. Хаотичные осколки на полу впиваются в ее голую ногу.
– Пошла вон в свою комнату,– рычит он, разворачиваясь на каблуках.
***
Влада сидит на полу, не решаясь пошевелиться. Глаза затопляют слезы.
Ведь он не догадывался, что же на самом деле ее так тревожило и расстраивало…Неужели она начинала чувствовать ту же зависимость от него, что и он…Неужели искушение отдаться ему было таким сильным? Она любит другого…Но этот другой был слишком красивым и лощеным, чтобы отчетливо представлять его в этом сером, разрываемом минометными снарядами и шрапнелью мире…Его война была ей неизвестна… Его тайны– не раскрыты. Она боялась их раскрывать, потому что всякий раз, когда она становилась ближе на шаг к правде о нем, сердце пронзала боль… «Мне кажется, ты любишь не меня, а свою иллюзию»