Сегодня остался.
Он только рукой махнул: в первый раз, что ли? – и шагнул в сторону. Я отразил движение Поликрата, повторил, словно в металлическом, гладко отполированном зеркале. Теперь солнце вскользь светило мне в правый глаз, а наставнику – в левый. Мимоходом я отметил, что похмелье, досаждавшее мне после вчерашнего, исчезло. Выветрилось, расточилось. Ушла вялость в теле, голова пустая, легкая, руки-ноги – упругие, звонкие, как натянутые луки.
Любимое занятие – лучшее лекарство? Или просто вчера мы с отцом напились меньше, чем в тот раз, когда уединились после укрощения Пегаса? Отец теперь часто оставлял меня в своих покоях после заката. Поил, кормил; говорил, не мог наговориться. Вспоминал, заставлял меня вспоминать. Весна сменилась летом, лето близилось к завершению, а мы все полуночничали.
Впрок, что ли? Перед разлукой?!
Думать, что отец уже похоронил меня в мыслях своих, не хотелось.
– Меч, – буркнул наставник. – Так и не выучился?
– Разве я абант? – отшутился я.
Шутка вышла неудачной. Лицо Поликрата сделалось кислым:
– Это да, меч не мечут. Иначе ты был бы первым на мечах…
Я хлопнул его по плечу:
– Кстати, о том, что мечут. В оружейной найдется копье потяжелее?
– Тяжелее? – в раздумье он почесал щеку ногтем. – Есть. Только оно не для метания.
– Я могу взять?
– Ну, попробуй.
Наставник сам сходил в оружейную, принес копье. Такого я раньше не видел: почти в два моих роста. Широченный наконечник из черной бронзы, толстое древко оковано металлом до середины. Ловя солнечные лучи, страшное жало мерцало, плавилось, текло ядовитой водой лернейских болот, грозя отравить все вокруг.
– Держи.
Едва не уронил. Тяжеленное! Ну-ка… Я перехватил копье-великана поудобнее. Поймал баланс, примерился. Пару раз замахнулся для пробы. В бросок я вложил все свои силы – аж плечо заныло, когда копье, рванувшись из руки Зевесовой молнией, ушло в цель, с грозным гулом рассекло перепуганный воздух. Чучело брызнуло соломенными потрохами, слетело с шеста; тяжкий удар сотряс щит.
Не Хрисаор, вздохнул я. Жаль, что я не Хрисаор.
Наставник смотрел, размышлял. Взвешивал и прикидывал, как я до того примерялся к копью.
– Нет, – подвел он итог размышлениям. – Химеру этим не возьмешь.
– Ты прав. Какая кузня лучшая в Эфире?
Я ждал, что он спросит: «Что ты задумал, парень?» Нет, не спросил. Рассказал, как пройти в лучшую кузню, назвал имя кузнеца. И бросил вслед, когда я уже уходил:
– Он, пожалуй, откажется. Тогда скажи, что ты от меня.
* * *
Как я представлял себе лучшего в Эфире кузнеца из лучшей в городе кузницы? Приземист, широкоплеч. Здоровяк с литыми мускулами, смертная копия Гефеста. Хромой? Не обязательно. Ну, бог, наверное, поздоровенней будет. И все-таки…