Та самая бухта. Наше с братьями тайное место.
Здесь меня впервые назвали Беллерофонтом, Метателем-Убийцей. Кто ж знал, что прозвище прирастет навсегда, изменив смысл не раз, не два, как сам я врастаю в Пегаса, когда взлетаю ему на спину? Когда мы взлетаем в небо – не конь, не человек, единое двухголовое существо.
До сих пор не верится.
Детство кончилось, братьев нет, а прозвище осталось. И бухта осталась – такая же, как прежде. Давно сюда не приходил.
Запускаю новую «лепешечку». Слушаю щелчки. Верю, что камень будет скакать и скакать, достигнет горизонта, промахнет его, даже не заметив, уносясь все дальше, дальше, пока не достигнет Эрифии, Красного Острова Заката. Вынырнет из тумана, взявшего остров в осаду, могучим прыжком выметнется на каменистый берег, под ноги Хрисаору. Или малышу Гериону. Нет, сейчас ночь, Каллироя уложила Гериона спать. И сама легла, наверное. Значит, камень прискачет к Хрисаору.
К кому же еще?
Великану тоже не спится. Сидит на берегу, смотрит вдаль. И тут – «лепешечка». Догадается, откуда она прискакала? Конечно, догадается. Не усомнится ни на миг.
Радуйся, Хрисаор, молчу я.
Радуйся, Беллерофонт, молчит великан. Давно не виделись.
Мы с тобой вообще, считай, не виделись. Разве что во сне? Или весной, когда золотая уздечка нас едва не задушила: тебя, меня, Пегаса?!
Нас передергивает от этого воспоминания. Каким чудом удалось разорвать взбесившееся золото? Я не знаю. Хрисаор не знает.
Ты прости, молчу я.
Ерунда, машет рукой он. Живы – и ладно.
Я хочу, чтобы мы и дальше были живы. Жили долго и счастливо. Но мало ли чего я хочу, да? Я дал клятву. Моя клятва, мне исполнять. Не вмешивайся, ладно?
Хрисаор молчит. Хмурится. Не согласен.
Я должен сам. Если б ты поклялся, а тут пришел кто-то – я, например – и все бы за тебя сделал… Тебе бы понравилось?
Молчит, сопит. Не понравилось бы ему.
Смерть, молчит он. Если тебе будет грозить смерть, я приду. Захочу, не захочу – приду. Радуга ни тебя не спросит, ни меня.
Вздыхаю, развожу руками. Это да, тут ты прав. Но если мы оба упремся изо всех сил… Может, получится? Вместе, а?
В Хрисаоровом ответном молчании звучит сомнение. Ну, можем попробовать. А вдруг Химера тебя убьет? Кому от этого лучше будет? Клятву не выполнишь, сам погибнешь. Великан молчит моими собственными мыслями. Сам же говорил, напоминает он, что хочешь, чтобы мы остались живы.
Хочу.
Ты пробуй, соглашается он. Упирайся. Я ж не против! Но если вдруг, если радуга, если вас с Пегасом прижмет… Не обижайся, тут я и явлюсь. Явлюсь и убью ее!
А если она – тебя?
Она – меня?! Хрисаор ухмыляется. Меня, гремит тишина. Какая-то Химера?