– Свинцовые белила?
Да, я слышал о них от наставника Агафокла, но без подробностей. А сейчас мне вдруг стало интересно – сам не знаю, с чего.
– Листы свинца помещаешь в горшок, заливаешь уксусом. Ставишь горшок в большую кучу навоза. Навоз гниет, горшок стоит в тепле…
– Фу, гадость!
– Эх, парень! Что ты понимаешь в красоте? Афродита требует жертв, это тебе не ягненка зарезать.
Скажу ей, что она красавица, решил я. И дело не в белилах.
3
Что еще нужно, чтобы достичь успеха?
– Стена, – сказал Анаксагор. – Вот.
И указал пальцем для верности:
– Крепостная.
Я промолчал. Я уже привык к его манере пояснять очевидное.
Мы стояли на высокой аргосской стене. Здесь заканчивалась юго-западная лестница, по которой мы только что поднялись. Даже я запыхался, а сын ванакта хрипел так, словно из него душу вытряхивали. На Олимп, и то взойти легче! Отсюда насквозь просматривалась вся галерея, где в беспокойное время дежурили воины, а сейчас не было ни души. Выгибаясь дугой, галерея тянулась на восток, до второй лестницы, скрытой от меня за поворотом.
Про вторую лестницу я узнал по пути, от Анаксагора.
У моих ног лежал камень размером с голову трехлетнего ребенка. Должно быть, отломился от зубца или выпал из кладки. От убийственных обрывов, какими славился холм Ларисса, меня отделяло несколько слоев таких же камней, разве что побольше. Я представил, как эта голова летит вниз, расшибаясь вдребезги, затем представил, как вниз летит моя собственная голова – разумеется, вместе с телом – и поежился.
Холодно тут, наверху.
– Надо было копья взять, – сказал Анаксагор. – Забыл, жаль.
– Зачем?
– Затем. Все, проехали. Не возвращаться же?
Он посмотрел на меня:
– Сколько от нас вон дотуда?
Палец сына ванакта тыкал в сторону дальней лестницы.
– Шагов сорок, – прикинул я. – Может, пятьдесят. А что?
Он не ответил. Он думал.
– Далековато, а? – вслух размышлял Анаксагор. – Если копьем?
Я пожал плечами.
Охотиться меня привели, что ли? На воробьев?! Вот, и воздвигнулся с пикою он, и его не напрасно копье из руки полетело: в грудь между крыльев боец поразил воробья… Если так, Анаксагор выбрал неудачное место, а главное, неудачное время. Ночь перевалила за половину, какая охота? Луна, будто лик Сфенебеи, надзирающей за сыном и гостем, не жалела бледного света. Но с моря, со стороны Эвбеи, шла гроза. Звезды в той стороне гасли одна за другой. Утробное громыханье пожирало их, надвигалось все ближе. Скоро будет темно, хоть глаз выколи.
Молний я не видел. Впрочем, молнии вряд ли заставят себя ждать.
– Копье добросишь? – спросил Анаксагор.