– Где мы?
– На Эрифии, – она обвела простор рукой. – На Красном острове.
– Кто он?
– Остров?
– Нет. Ты знаешь, о ком я говорю.
– Герион? Мой сын.
Океанида засмеялась:
– Наш сын. И ты еще спрашиваешь?
Я смотрел на Гериона, а видел Химеру. Что с того, что тела, составляющие дочь Тифона и Ехидны, разные, а тела, из которых состоит дитя-колосс, одинаковые? И Герион, и Химера управлялись своими слитыми воедино телами с ловкостью, вызывающей зависть. Единственно, на Химеру я смотрел со страхом и ненавистью, а на Гериона с любовью. Откуда во мне взялась эта любовь? Чужая, она была моей, верней, стала моей во мгновение ока. В ком ином трехтелый великан вызвал бы ужас не меньший, чем Химера. В ком угодно, только не во мне.
«Наш сын…»
Неужели слов Каллирои достаточно, чтобы я принял Гериона как сына? Или я принял его как сына, еще не зная об этом? А может, его принял как сына Хрисаор Золотой Лук, и этого хватило, чтобы во мне, Беллерофонте, где бы я ни находился, высвободилось место для любви, способное вместить великана?!
Мне принесли Гериона. Принесли внезапно, как падает на рощу летний ливень. Так Персей и его спутница принесли младенца в акрополь Эфиры. Младенца, которого приняли как сына и внука, не спрашивая родства, не задавая вопросов.
«Наш сын…»
Сколько месяцев прошло с моего последнего появления на острове? Я повернулся к Гериону. Он возвышался надо мной, как скала над прибрежным валуном. Судя по поведению трехтелого ребенка, его это нисколько не смущало. Хотя казалось бы, будь я Хрисаором, это я возвышался бы над ним как гора над скалой. Наверняка Герион привык именно к такому положению вещей. Он смотрел на меня, а видел, должно быть, отца-гиганта, рядом с которым и великаны сущие дети.
Да и я, глядя на него, видел мальчишку, не смущаясь разницей в нашем росте. Сын радовался отцовскому подарку после размолвки, ссоры, вероятно, даже наказания. Эти дети с пеленок начинают совершать подвиги, а может, океаниды носят беременность иначе, чем земные женщины. Или следует признать, что время на Эрифии, сокрытой в седой мгле Океана, идет как ему вздумается.
– Где он?
– Герион? Вот, перед тобой.
– Я не о Герионе. Где он?!
Понять меня было сложно. Внезапное отцовство, свалившись как снег на голову, сделало меня косноязычным. Впрочем, Каллироя поняла. И ответила так, что я содрогнулся:
– Ты на западной оконечности острова, там, где луга. У нас новый пастух, ты передаешь ему стадо. Я сказала, что в этом нет необходимости, что лучше бы тебе остаться дома. Пастух управится сам, без понуканий. Но разве тебя, твердолобого упрямца, переубедишь? Ты хотел дать ему последние наставления, прежде чем доверить наших коров. Ты лбом сокрушал горы, доказывая, что без тебя пастух не сумеет даже крутить хвосты телятам.