— Простите, а это куда? — обратился к дяде рабочий.
— Оставьте, это я сам отнесу, — отозвался тот.
Я поднял голову. На кухонном столе источала тонкую струйку дыма палочка благовоний, воткнутая в курильницу. Рядом стояла маленькая урна с прахом и рамка с фотографией такого живого маминого лица.
Я смотрел на него, не отрывая взгляд.
— Рэн… Я понимаю, ты потрясён тем, что мамы вдруг не стало, но авария уже произошла, и с этим ничего не поделать. Мы как представители главного семейства династии возьмём тебя под опеку, хорошо? — сказал мне дядя.
— Ты единственный мальчик в роду, наш драгоценный наследник, и будешь расти, ни в чём себе не отказывая, — отозвалась тётя.
Её «ни в чём себе не отказывая» заставило меня задуматься. Мне доводилось слышать, что наши родственники — богатые люди, владеющие недвижимостью в самом центре города. Но в то же время мы почти никогда с ними не общались…
Я скользнул взглядом по фотографии, выпавшей из семейного альбома. На ней были мы втроём — я, мама и папа, ещё в те времена, когда ютились в маленькой квартирке. Как же я тогда был счастлив… Конечно, потому, что был совсем малышом, но главное — потому, что мы жили втроём. Кто бы мог подумать, что всё закончится вот так?..
— Рэн! Скажи хоть, что слышал меня! — раздался громкий дядин голос.
Я хорошо помню день, когда он разговаривал так же громко. Однажды дядя объявился в нашей квартире в сопровождении адвокатов и заставил папу и маму развестись. Наверное, это было как-то связано с тем, что я «единственный мальчик в роду, драгоценный наследник». После того случая мама рыдала целую вечность. Вот такие они люди: говорят громкими голосами, когда хотят добиться своего…
Но куда больше я злился не на дальних родственников, а на папу. Почему он видел мамины слёзы, но ничегошеньки не сделал?! Почему поступил так, как ему приказали?..
Я решил спросить об этом у дяди:
— Почему папа не пришёл?
— Забудь о нём уже.
— Почему? Он ведь мой папа!
— Ты же знаешь: твоя мать с ним развелась. Даже суд признал нас твоими опекунами. Он тебе чужой человек, — сказала тётя.
— Тогда я буду жить один!
— О чём ты? Ребёнок в одиночку ни за что не выживет, — дядя хмыкнул.
Я пытался просверлить взглядом его нос.
— Я смогу прожить один. А когда стану сильным, за всё с вами поквитаюсь!
— Да что ты несёшь, Рэн? Ты…
— Ненавижу! И вас, и отца — всех ненавижу!!! — крикнул я напоследок и выскочил из дома.
На Сибую вновь опускалась ночь.
Я пытался найти пристанище, пока совсем не стемнело. Какое-нибудь безлюдное место, где я мог бы дождаться утра под крышей. Но сегодня мне решительно не везло: всё оказалось занято такими же бедолагами, как я, или компаниями гуляк. Где-то и вовсе велись строительные работы. Я шёл так долго, что ноги начали заплетаться.