— А сейчас не хочу. Желания меняются. Кому, как не тебе, этого не знать?
Похоже, раз она решилась на такой отчаянный шаг, как беременность, то наконец-то почувствовала, что дела у неё и в самом деле плохи. Особенно после того, как я несколько месяцев не прикасаюсь к ней, ссылаясь на тупые отговорки.
Какое-то время мы ужинаем в тишине, Марина задумчиво смотрит то на меня, то на салат в своей тарелке и все же не выдерживает:
— Слушай, я вчера была у нас в салоне, там такую машинку пригнали, я даже фотку сделала. Вот, посмотри. — Она протягивает телефон через стол, практически тычет им мне в лицо, но я даже не смотрю на экран. Теперь понятно, к чему этот спектакль, а я уж подумал, ради меня старалась, чтобы наживка не сорвалась с крючка.
— Нет, — говорю все ещё спокойным голосом и наслаждаюсь тем, как на ее лице одна эмоция сменяется другой. Мои губы непроизвольно растягиваются в улыбке, ловя ее злой взгляд. Лицо Марины искажает злоба, она поджимает губы, со звоном бросает на тарелку столовые приборы, окончательно сбрасывая с себя маску идеальной жены, но быстро берет себя в руки и спрашивает:
— Слушай, а где же мои цветы? — в ее голосе сквозят желчь и насмешка.
— Какие ещё цветы? — устало спрашиваю я, мечтая свалить отсюда быстрее.
— Ну, в пятницу Ритка прислала мне фотку, ты выходил из цветочного магазина с огромным букетом роз. Говорит: у тебя такой романтичный и классный мужик. И я, между прочим, ждала всю ночь. Знаешь, как это неприятно, а? — Она смотрит на меня с отвращением, словно перед ней всего лишь кучка грязи.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь.
— Я знаю, что ты мне изменяешь! Чувствую ее запах на тебе даже сейчас! Тебе стоит хорошенько подумать, хочешь ли ты сохранить все то, что строил столько времени, или же похерить из-за какой-то шлюшки. Потому что я не собираюсь терпеть в нашей постели еще кого-то! — наконец-то Марина выходит из себя, давая волю эмоциям. Теперь я вижу перед собой настоящую Марину — истеричку с синдромом королевы, обиженную на жизнь стерву, которая решила, что может контролировать меня.
— Заткнись! — Я изо всей силы бью об стол кулаком и неожиданно понимаю, что больше всего из гневной тирады Марины меня разозлило то, как она назвала Полину. — Если ты хочешь развода — пожалуйста, можем хоть завтра утром написать заявление.
Я решаю, что если она согласится, то будь что будет. Даже если журналисты раздуют вокруг этого целый скандал. Меня заебало чувствовать себя чужим в собственном доме, заебало видеть лживое лицо женщины, которую я когда-то любил до одури. Мне внезапно захотелось, чтобы моя жизнь была такой же спокойной, но одновременно насыщенной, как в эти выходные с Малышкой. Она хоть и была той еще занозой в заднице, но это скорее подначивало ответить чем-то колким, а потом заткнуть ее милый ротик поцелуем или членом.