– Истомина, ты о чем вообще? – бесспорно, Меньшов привык крутиться в полном фальши мире, но на этот раз он звучит донельзя искренне. По крайней мере, сомнения против воли закрадываются ко мне в душу.
– Алик, скажи, ты имеешь какое-то отношение к проверкам и аресту счетов Сашиной фирмы? – застываю недвижимым изваянием, наблюдая за парочкой подростков, целующихся украдкой за детской площадкой, и продолжаю рисовать на стекле чью-то казнь.
– Честно? Я хотел превратить существование твоего Волкова в ад. Собирался задействовать все свои связи, потратить на это баснословные бабки. Только внезапно понял, что это все равно тебя не вернет, – осекается Алик и шумно дышит, затягиваясь, скорее всего, подаренной каким-нибудь олигархом сигарой.
Не знаю почему, но я верю этому посредственному человеку, но хорошему продюсеру и, пробормотав что-то невнятное на прощание, отключаюсь. Ни на шаг не продвинувшись в своем импровизированном расследовании. Делаю пару глотков ледяной воды, чтобы остудить горячую голову, и слышу звук вставляемого в замок ключа.
– Без изменений? – приваливаюсь к дверному косяку, пока сердце отбивает неровный ритм и разрывается при виде пасмурного и замученного передрягами Сашки. Тру веки и невольно закусываю нижнюю губу, чтобы не разреветься.
– Нормально все! – взрываясь, рычит Волков, сверкая чернеющими глазами, и швыряет измятый пиджак прямо на пол. А я все-таки не удерживаю катящихся по щекам слез и поспешно отворачиваю лицо в сторону, чтобы он ничего не заметил.
Но он замечает. В два шага приближается ко мне, оттирает влагу с кожи и сипло шепчет.
– Я дурак, Лиз. Прости. Устал очень, – он опускается передо мной на колени, утыкается лбом в живот и крепко обнимает мои дрожащие ноги, пока я запутываюсь пальцами в его густой шевелюре и пытаюсь вернуть пошатнувшееся самообладание. – Налоговик сегодня от Калугина привет передал. Сука!
От ужина Сашка отказывается, продолжая кромсать мои порядком истончившиеся нервы, годящиеся разве на то, чтобы сдать их в утиль. Избавившись от чернильно-черной рубашки, которая невероятно ему идет, в одних брюках он идет на балкон и падает в принимающее форму его тела желто-оранжевое кресло-мешок. В то время как я варю две порции такого же крепкого, как мое негодование, кофе и разбавляю его сливочным ликером, намереваясь отогреть своего рыцаря.
– Все хорошо будет, Саш, – произношу убежденным шепотом, вкладывая горячую кружку ему в ладони, и твердо выдерживаю полный сомнений острый взгляд. Поднимаюсь, распахиваю настежь окна и возвращаюсь на прежнее место, роняя сакральное: – ты мне веришь?