Целый вечер я пытаюсь найти в Лебедевой хоть микроскопический изъян, но сдаюсь, обреченно махнув рукой на провальную с самого начала затею. Она Сашина ровесница, ее волнистые медные локоны идеально уложены, ярко-зеленые глаза идеально накрашены, да и чувства к Александру видятся искренними.
Поутру перед зданием военкомата она виснет на Волкове, обвивая руками его за шею, и запечатывает глубокий жаркий поцелуй у него на губах. Отчего мой желудок скручивает в болезненном спазме, а по автобусу, полному призывников, прокатывается громкий завистливый вздох. Нормально попрощаться с Сашей у меня не получается, единственное, что служит слабенькой, но компенсацией, это брошенное Марине: «Присмотри за Лизой, пока меня не будет, пожалуйста».
И Лебедева с бескрайним энтузиазмом принимается за перепавшее ей поручение, посвящая меня в премудрости макияжа и таская за собой на латинские танцы. Она даже иногда заскакивает в школу, переговорить с классным руководителем или учительницей английского языка – в общем, делает то, от чего открестилась моя маман, заарканившая олигарха и готовящаяся ко второй пышной свадьбе.
Я больше не ищу в Марине недостатки, потому что она исправно пишет Волкову письма и все свободное время проводит либо со мной, либо с Глебом – Сашкиным лучшим другом. Она хорошо готовит, печет ажурные тонюсенькие блинчики и умопомрачительный вишневый штрудель, и даже умеет вышивать крестиком. Все эти факторы только сильнее убеждают меня в том, что Лебедева станет прекрасной женой, а мою безответную влюбленность в Волкова лучше похоронить на дне Атлантического океана.
Срок Сашкиной службы медленно, но верно подходит к концу, и на вокзал мы едем втроем: я, Марина и Глеб. Перекидываемся подколами и анекдотами и запиваем липкую июльскую жару холодным малиновым морсом. Железнодорожный состав с глухим скрежетом осаживается на перрон, а каучуковые босоножки на небольшой платформе сами несут меня к тринадцатому вагону. Я оставляю спутников далеко позади, чтобы увидеть, как Волков, с болотного цвета сумкой наперевес, первым спрыгивает с подножки. Он ловит меня в распахнутые объятья и заразительно смеется, кружа так, что у меня перед глазами мелькает рой бабочек и множество разноцветных пятен.
– Лизка, совсем взрослая стала, – Саша медленно пропускает сквозь огрубевшие пальцы пряди моих чуть влажных волос и возвращает ладонь на поясницу, не подозревая, что этим простым движением будит в груди шквал бушующих эмоций. Начиная от щенячьей нежности, заканчивая несмелыми ростками пробивающейся надежды. – Похорошела!