В коридоре Гришу ждал Петрович, нетерпеливо постукивая о половицу рваным домашним тапком.
— Сварил? — обрадовался тот. — Пойдем!
Петрович был мужик одинокий, рукастый, лет сорока с хвостиком. Он считал ненужным что-то менять в жизни, особенно лишним ему представлялся ремонт.
Большие окна пропускали много света. Шторы с синими маками, плакат Виктора Цоя у трюмо. На желтых обоях висел выцветший гобелен с оленями, на рыжем облупленном полу грустил потертый турецкий ковер. В книжном шкафу пылились хорошие старые книги и журналы по подписке тех времен, когда фантастику читали только в «Науке и Жизни».
Посередине комнаты расположился просторный круглый стол, накрытый засаленной скатертью с бахромой. На столе ожидали: полная бутылка водки «Дубравушка», нарезанная вареная колбаса, Бородинский хлеб и большая ваза с пряниками.
За столом сидела женщина, даже не женщина — дама.
Она сидела спиной к окну, спокойная, почти недвижная. Распущенные волосы мягко ложились на плечи, длинное зеленое платье с широким декольте доставало до пола. Дама была чуть полновата, но Петровичу нравились как раз такие.
— Здравствуйте! — Гриша почувствовал, что робеет.
Гостья подняла на него теплый взгляд, кротко улыбнулась и произнесла что-то непонятное бархатным, тихим голосом.
— Не старайся! — вздохнул Петрович. — Давай сразу по-английски!
— Хеллоу! — Гриша поставил турку с кофе на стол. Он поймал умиротворенное настроение гостьи и стал говорить тише: — Хау а юю?
Дама снова улыбнулась, отрицательно качнув головой.
— Капец! — сказал Петрович. — И че делать? Битый час сидим. Лопочет что-то, улыбается. Така-а-ая! — глаза Петровича наполнились неожиданной нежностью. — Мечта!
— Где ты ее взял? — осторожно спросил Гриша.
— Я-то? Не поверишь! У магаза. Да ты садись! Наливай свой кофий. — Петрович подставил Грише стул. — Выхожу из «Пятерочки» — стоит у входа. Метель, а она в платье. Я ей говорю: «Ты чего, мадам, замерзнешь же!» Молчит, улыбается. Вижу: красивая, ухоженная, не бомжиха какая. Я тогда ей: «Пошли. Ну нельзя же так стоять!» Она и пошла. Вот и вся история. Водку не оценила, чай пьёт.
— Офигеть! Давай Анну Семеновну позовем, — предложил Гриша. — Может, она разберется, что за язык.
Анна Семёновна, учительница начальных классов, высокая тощая брюнетка со впалой грудью и всегда безупречным маникюром, пришла на зов сразу. Задержалась в дверном проеме, придирчиво осматривая иностранку.
— Надо же! Как похожа. Не пойму только на кого. А! Ну, конечно! У подруги на стене портрет висит, вылитая. Я каждый раз смотрю и думаю — как так можно было жить — без бровей!