– В смысле?.. – восклицает Вера, тут же переключившись на Беса.
Она камикадзе? Я сейчас сама его боюсь. Но кажется, она в восторге от того, что наконец-то завладела вниманием Наумова.
– В смысле, прекрати нести ху*ню, – поясняет он, меняя положение.
Подается вперед. Краем глаза вижу, как напряжен его кулак.
– А что я такого сказала? – с вызовом заявляет она, смотря на Антона.
Наумов некоторое время молчит, потом чеканит:
– Дое*шься до нее еще раз и больше здесь не появишься.
Никто не смеет возражать. В этом весь Бес. Простой, как грабли. Никакой дипломатии, никакого словоблудства. Он обличает в слова то, что шло контекстом. Перед всеми этими людьми, как будто ему на их мнение насрать.
– Запретишь меня пускать? – лезет на рожон эта ненормальная.
– Хочешь проверить? – спрашивает Антон, глядя на нее так, что я ёжусь.
Я не видела раньше такого Наумова. Он холодный. Чужой. Он никогда не разговаривал так со мной. А если однажды заговорит? Например, когда скажу ему о беременности?
Опять предательский ком в горле.
Хочу уйти…
Ох, мамочки…
Кажется, Вера сегодня идет ва-банк, потому что спрашивает:
– Может, мне прямо сейчас уйти, Наумов?
– Если будешь вести себя как овца, то да, – тут же припечатывает он.
Это очень грубо. Мой Бес грубиян.
Я никогда не признаюсь в том, что беременна…
Никогда…
Я очень-очень боюсь…
– А мне что-то не хочется уходить! – заявляет Вера, хватая свой бокал и делая глоток.
Как и все остальные, перевожу взгляд на Антона. Он в состоянии холодного спокойствия.
– Тогда вдумайся в слово «прощай», – коротко рекомендует он.
Вера молчит. Как и мы все.
Кажется, я испортила этот день рождения…
Как только открываю глаза, тут же начинается: горле ком, стоит напрячь желудок и все полезет наружу. Первую половину дня на работе сижу зеленая. Это началось вчера и, по всей видимости, токсикоз – мой спутник на ближайший месяц точно.
Нашему с Антоном ребенку уже девять недель. Я все еще ему не сказала. Знаю – я жалкая трусливая задница, но теперь скрывать это будет сложнее. Сейчас он в отъезде (у них какой-то рок-фестиваль в Питере), поэтому я встаю с кровати и спокойно иду блевать.
Наумов вернется завтра, и объективно я должна сказать ему о том, что он станет отцом. У него все равно возникнет вопрос - какого черта я каждое утро провожу в обнимку с унитазом?
Палкаша терпеливо ждет, пока я выверну свой пустой желудок, сидя рядом на коврике. Заканчиваю свои дела и словно сомнамбула плетусь на кухню. Отмеряю положенные ему тридцать грамм, потом иду в душ.
Когда выхожу из душа, на телефоне ждет сообщение: