— Да, идите. Думаю, дальше я справлюсь сама. Позже я зайду к тебе, Элис. Сходим в то кафе, про которое ты говорила.
— Я… я буду ждать, — говорю с жалкой улыбкой, и Раник уводит меня.
По пути я приникаю к нему — запах хвои и табака так успокаивает. В самом конце коридора поднимаю на него взгляд.
— Все это время видео было у тебя?
— Принцесса, а как иначе заставить людей плясать под твою дудку?
— Ты использовал меня. Вмешался только после того, как отснял достаточно материала для шантажа…
— Тогда я не знал тебя. Знал лишь одно: что какая-то милашка попала в сети препода-чмошника, которого я ненавидел. — Они всматривается в мое лицо и ерошит мне волосы. — Извини.
Облегчение, что накапливалось в моем теле, высвобождается успокаивающей волной тепла. Страх и чувство предательства в один миг исчезают, и все переворачивается с головы на ноги благодаря моему учителю. И другу.
Ранику Мейсону.
***
Мама не задержалась надолго, но провела со мной больше времени, чем когда-либо до сих пор. И наш один день превратился в неделю. Все это время мы были вместе — гуляли по кампусу, ходили в кафе и библиотеки. Пару раз к нам присоединялся и Раник — показывал город и водил поужинать. Мама, конечно, морщила нос от выбранных им баров и концертных площадок, но природное любопытство заставляло ее исследовать неизведанное. А еще она задавала Ранику вопросы о психологии, что разжигало между ними нешуточные споры. Парень на удивление хорошо противостоял моей матери, а ведь у нее была ученая степень.
Вообще, моя мать изменилась до неузнаваемости.
Из кабинета Мэтерса она вышла совершенно другой. А через четыре дня Мэтерс уволился. Шарлотта решила отпраздновать это событие, поэтому вместе с Нейтом присоединилась ко мне, маме и Ранику за ужином в суши-баре. И вот тогда-то я впервые и увидела маму пьяной — от саке. По настоянию Раника она даже спела со мной в караоке.
Мне впервые было грустно смотреть, как она садится в такси. Наше прощание было быстрым и окутанным тоннами напряжения — просто мы не из тех, кто любит сентиментальности. Но в самом конце она меня обняла. Я поначалу была слишком потрясена, чтобы ответить, но в последнюю секунду все-таки тоже ее обняла, и от этого она, казалось, расслабилась.
Мама? Расслабилась?
Я чуть не начинаю смеяться, вспоминая об этом. То была сюрреалистичная неделя счастья, которое заполонило собой все. Что бы ни случилось в кабинете у Мэтерса, это изменило маму и наши отношения. Но меня изменило другое.
Раник.
Эти несколько месяцев получения нового опыта и обучения изменили меня изнутри. И только стоя в том кабинете, я начала это принимать.