- Не говори ничего, - быстро сказала я. - Не надо, я знаю все, что ты хочешь сказать. Я не должна была приходить, это безрассудно, глупо, неправильно. Меня никто не видел, никто не знает, что я здесь. Я ничего от тебя не прошу, ничего не требую. Давай, я помогу чашки расставить.
Довольно смелое заявление, с учетом того, что руки все так же дрожат. И голос тоже дрожит. И всё, что я говорю - полный бред. Я пришла именно просить. А может быть, даже требовать, не имея для того никаких оснований. И оба мы это знаем.
Но чашки мы расставляем довольно быстро, и ни одна из них не разбита в итоге - уже хорошо. Теперь мы совсем близко друг от друга. И я снова начинаю говорить, смирившись с тем, что эти безнадёжные, стыдные, предательски-откровенные слова будут сегодня сказаны, словно опять - набрала камней потяжелее и ныряю, где поглубже.
- Я люблю тебя, Вилор. Сразу, как тогда, на речке увидела, поняла, что я - твоя. А вот ты - не мой, и моим никогда не станешь, я понимаю. Но я больше молчать не могу. И жить так, рядом с тобой, и в то же время без тебя - тоже. Рано или поздно, ты уедешь, а я выйду замуж. У нас тут все выходят, а я знаю, что если не с тобой, то неважно с кем коротать эту жизнь. Родителям важно будет, они мне мужа найдут, год - другой спустя... не важно. Я тебе не нужна, так, как ты мне, но все же я знаю, что я тебе нравлюсь. Чувствую, как время уходит, словно песок, каждая горсть приближает твой отъезд. Разреши мне... Пожалуйста.
Перевожу дыхание. В полной тишине мы стоим друг напротив друг друга. Отсветы огня за его спиной подсвечивают мое лицо, его светлые волосы.
- Тая, мне нельзя...
- Ты меня не любишь, - я обнимаю Вилора за плечи, встаю на цыпочки, чтобы коснуться губами лица. - Но я тебе нравлюсь. А ты мне нужен, очень-очень-очень нужен. Сегодня. Сейчас.
Время бежит, как напуганный выстрелом конь. Вот только Вилор об этом не знает, не чувствует так, как я.
- Девочка моя, Тасенька… - шепчет в ответ Вилор, целует мне волосы, макушку. – Конечно, люблю, сразу понял, что не смогу уйти от тебя, как увидел тогда, на речке. Ты еще ребенком была, худенькая, бледная, а глаза горят, непокорные, яркие, и такая боль в них…Я все эти годы тебя вспоминал, а как увидел в городе, понял, что не смогу, как бы Герих не просил остаться. Но нельзя, Таюшка, не со мной, не сейчас, пойми, пожалуйста… Я служитель Неба, мы клятву даем, я жениться на тебе не смогу, даже если уйду, нас клеймят на всю жизнь, но все должно измениться, когда… А если ребеночек будет, Тая, Тая…
Вилор пытается расстегнуть ворот, но пальцы и его не слушаются – и он просто рвет рубашку, показывая мне клеймо служителя, как у рабов в соседнем Грионе – полумесяц над костром. Несводимое даже магией, горячее под моими пальцами... а тьма могла бы вывести его, я знаю. Знаю, но сказать не могу.