Обоим.
Перехватываю и перехватываю веревку, тяну, тащу, держу мужское тело то рукой, то ногами, то вообще чистой волей.
Выталкиваю на твердь сначала Евора, потом и себя.
Откашливаюсь — черт, в этом мире я тону подозрительно часто, я за тридцать лет на Земле ни разу не тонула, а тут — как по расписанию, каждые несколько месяцев.
Выползаю окончательно, дышу надсадно, все еще не разлепив глаза, но не трачу на это время, волоку мужчину куда-то вперед, где понадежнее, волоку чуть ли не за волосы, долго — сколько могу…
Меня дергают куда-то вниз за руку.
Понимаю — ожил. Останавливаюсь.
Перевернулся, кашляет, хрипит… живой.
Теперь можно и сесть, и вытереть лицо, и посмотреть на него…
Смотрим оба. Он — на меня. Бледный, синеватый даже, трясется от холода, губы бескровные, воспаленные глаза, отдышаться не может. А я — на него. Тоже едва дышу. И вряд ли нормально выгляжу. А потом думаю — и это первая, наверное, связная мысль — что раз у нас уже проблемы с дыханием, то какая разница…
Тянусь к нему и целую.
Вцепляюсь, раздеваю, трясусь — сначала от холода, потом от потребности… чувствовать себя живой, чувствовать его… живым.
Оттаивает.
Руками непослушными обнимает.
Движения разгоняют кровь у обоих, теплеет кожа, теплеет внутри, мысли путаются не от страха, а от желания. Он кусает, облизывает мои губы, шепчет, что я одуряюще прекрасна — и просто дура, ну куда полезла, погибнуть могла бы! Он задержался, да. Потому что колокол нашел сразу, а вот вытащить не смог бысро, тот был придавлен рухнувшей плитой. И это заняло время, а “глубинные плети” его заприметили в последний момент, перерубили веревку…
И снова поцелуи, уже горячие объятия, уверенные, размеренные движения, вдавливающие меня в грязную землю…
А между поцелуями и рывками — рассказы, признания и ругань, чтобы я не смела больше… вот так. И тут же благодарность, потому что он не рассчитал, потому что его тоже задело плетью, не перерубило — защита была, но оглушило. И он бы не выплыл сам, хоть и совсем рядом с берегом был…
А потом говорить уже невозможно. Ему. Увлекся процессом. А я и не начинала разговаривать — только слушала. И стонала. Громко.
Жила и дышала.
Только когда мы, уже успокоившись, лежали в обнимку, пытаясь накопить в себе силы на то, чтобы одеться и вернуться в Замок — ну или просто вернуться, можно и голыми — не могла не отреагировать на его задумчивое:
— Я когда тебя из топи этой спас, голую такую, холодную… тоже очень хотел согреть таким способом.
— Вот и надо было, — проворчала, — Не потеряли бы столько времени.
Ключ шестой и седьмой