Около часа спустя, когда я позвонила по номеру службы спасения из участка, они долго не могли ничего понять, а когда поняли, то сказали, что все полицейские находятся на ферме и разбираются с последствиями перестрелки, но они пришлют кого-нибудь, как только смогут.
Ещё через некоторое время в участок вошла женщина-полицейский Хелен. Она пришла пешком!
С ней был Гетин, они искали Олли.
– Хотите сказать, что он ещё не спустился вниз? – Я подумала о выстрелах. – Только не это!
– Не волнуйся, – сказала Хелен, – Олли прекрасно знает окрестности.
– И во всей долине нет лучшего наездника, – добавил Гетин.
– А как же Самсон? – вспомнила я.
– Кто такой Самсон? – спросила Хелен. Вид у неё был совершенно измождённый.
– Пони, на котором я спустилась вниз. Они, – я указала на камеру, – застрелили его. Мне пришлось его оставить… – Мой голос задрожал. После того как я сказала это вслух, в голове у меня возникла ужасная картина: Самсон в одиночестве истекает кровью на снегу.
– Думаешь, он ещё жив? – спросил Гетин.
– Не знаю, – ответила я, тщетно пытаясь сдержать слёзы.
Гетин выглядел смущённым, а Хелен подала мне бумажную салфетку.
– Сейчас у меня нет времени на раненых лошадей. Я уверена, с ним всё будет в порядке, – сказала Хелен, доставая рацию. – А те, которые в камере, они вооружены?
– Да, – ответила я и шмыгнула носом. – Но дверь очень прочная.
– Верно, – согласилась Хелен. – Её устанавливал мой отец. Но нам будет нелегко вытащить их оттуда. А мне платят не так уж много, чтобы пытаться это сделать.
Чуть позже, когда Хелен сделала около тысячи звонков и отдала мне весь чрезвычайный запас полицейского шоколадного печенья, появился папа Гетина на тракторе в сопровождении тёти Ви на квадроцикле. Папа Гетина объявил, что связь деревни с главной дорогой восстановлена.
Но он не видел Олли.
– О чём вы? – переспросила тётя Ви. У неё был такой же измученный вид, как у меня. Она была вся перепачкана в саже, промокла насквозь, а её лицо было совершенно белым. – Хотите сказать, что мой сын там, на горе, в эту метель? – Она прислонилась к трактору, и я увидела, как по её лицу потекли слёзы. А потом она протянула руки и крепко обняла меня.
– Вы уже видели конюшню? – спросила я.
Она кивнула, и её губы задрожали.
– Мы вывели всех лошадей. Олли их вывел.
Она снова кивнула.
– Олли очень решительный, – пробормотала я.
– Знаю, милая, как и ты, – ответила тётя тонким, дрожащим голосом. – Он весь в отца.
– Он найдёт дорогу, – добавила я, и сама хотела в это верить.